— Он настаивал на том, чтобы принести вам весть немедленно, миледи, — сказал высокий.
— Весть о чем?
Взгляд Оре-джиека стал мягким. Он открыл рот, чтобы заговорить, но закашлялся. В любой другой ситуации я бы сказал, что он слегка драматичен, но, учитывая его надвигающуюся кончину, я подумал, что должен ему это простить.
— Ваш отец… — сказал он так тихо, что я сомневался, что расслышал, пока он не повторил: — Ваш отец… Я был рядом с ним, когда упала одна из черных башен. Мои собратья откопали нас, но лорд Ке-хеопс, он… Он просит встречи с вами.
Сияние побед Шеллы померкло, оставив ее бледной, как мертвец.
— О нет… Предки, пожалуйста, нет! Где он?
Оре-джиек показал на восток.
— На другом конце аббатства. Оставшиеся Черные Тени собрались там. Это будет сражение за прорыв, миледи, но я сделаю все возможное, чтобы вам помочь.
Он попытался шагнуть, но, хотя высокий держал его, его колени подогнулись, угрожая свалить их обоих.
— Оставайся здесь, Оре-джиек, — приказала Шелла. Высокому она сказала: — Приведите к нему одного из лекарей, Шот-арн, немедленно!
— Но, миледи, вам понадобится…
Татуировки на ее предплечьях засветились так ярко, что на нее стало невозможно смотреть.
— Мне ничего не нужно.
Я попытался взять ее за руку.
— Я пойду с тобой. Я могу…
Шелла отмахнулась от меня, послав свою волю через татуировку железа на правом предплечье, чтобы заставить меня отступить, споткнувшись.
— Ты будешь только путаться под ногами.
Она оставила меня стоять там, как идиота. Я не знал, что делать. Ке-хеопс навлек на мир весь этот ад, но он все-таки был моим отцом. Если он и вправду умирает, разве я не должен быть рядом с ним? А захочет ли он, чтобы я там был, учитывая нашу последнюю встречу и то, что я шантажировал его?
Я бы старался решить этот вопрос и дальше, но тут мне пришло в голову, что этот Шот-арн не зовет никакого целителя, а Оре-джиеку как будто резко получшело. Эти двое смотрели на меня, ухмыляясь, ожидая, когда я пойму очевидное. Оре-джиек провел рукой по лбу. Кровь стерлась, никакого следа раны под ней не было.
— Стоящее представление, не правда ли, Шот-арн?
Второй маг захихикал:
— Мы могли бы стать довольно приличными актерами, не будь это унизительной профессией, подходящей только самым низменным дуракам.
— Не самым низменным, — поправил Оре-джиек. Его татуировки железа и крови теперь ярко светились, непоколебимые, как солнце над сухой пустыней. — Самые низменные дураки называют себя меткими магами и становятся предателями своего народа.
— Правда, — согласился Шот-арн. Его татуировки железа и огня искрились. — А потом они становятся покойниками.
Я попятился, держа руки перед собой, чтобы показать, что я не готовлюсь напасть.
— Ке-хеопс заключил со мной соглашение, договор. Он Верховный Маг, и его слово…
— Его слово вполне может стать законом, — сказал Шот-арн, нависая надо мной, — когда закончится эта битва и он будет коронован. Пока он просто лорд-маг клана.
— Не нашего, разумеется, — сказал Оре-джиек.
— Нет, конечно. А ты, Келлен из дома Ке, предатель джен-теп, ты всего лишь…
Новый голос закончил предложение:
— Мой сын.
Внезапная вспышка молнии ослепила меня, а затем, вот так просто, Шот-арна и Оре-джиека не стало. Секунду назад эти двое вышагивали ко мне, магические фигуры задрожали на кончиках их пальцев, когда они готовились разорвать меня на куски. Затем от них остались лишь две маленькие кучки пепла.
Ке-хеопс, лорд-маг моего клана, который вскоре должен был стать Верховным Магом всего моего народа, подошел ко мне. И, пока он шел, гул битвы вокруг, дым, туман и зловоние крови — все это исчезло из моего разума, как будто сама война расступилась перед ним.
— Ты спас меня? — спросил я.
— Они не подчинились моему приказу. То, чему я обучал тебя столько раз, что не могу сосчитать. Невыполнение приказа должно иметь свои последствия.
У меня дрожали колени. Черт, все тело дрожало.
— Надо было что-нибудь сбросить на них или применить другую вторичную силу. Любой мало-мальски приличный маг шелка сможет отследить заклинание, которое их сожгло, и это приведет к тебе. Не могу представить, что их клан будет очень счастлив, когда узнает, что ты убил двух лучших его представителей.
Ке-хеопс остановился и небрежно мне улыбнулся:
— В самом деле? Это твоя профессиональная политическая оценка, Келлен? — Он покачал головой. — Кажется, ты никогда не поймешь, как это работает.
Он опустился на колени и сгреб кучку пепла Оре-джиека в ладонь.
— Я хочу, чтобы наши люди восхищались мной, уважали меня, возможно, даже любили меня. — Он встал и развеял пепел по ветру. — Но все это не будет иметь значения, если они не будут в придачу меня бояться.
Что ж, я определенно его боялся. Проблема заключалась в том, что некая маленькая часть меня, возможно, тот след арта валар, который настаивал на появлении в такие моменты, рассмеялся моими губами.
— Тебя что-то забавляет? — спросил Ке-хеопс.
— Просто я никогда не слышал, чтобы ты так кратко описывал свою родительскую философию.
На мгновение он задумался об этом.
— Умно, — сказал он наконец почти со вздохом. — Ты всегда так стремился быть умным. Скажи мне, Келлен, что твой ум говорит тебе о том, что я собираюсь сейчас сделать?
Он притворился, что оглядывается вокруг.
— Здесь нет никого, кто помешал бы мне тебя убить. Никто не осудит меня, если я найду каждого из этих детей Черных Теней и их семей, для которых ты добился перехода через мост, шантажируя меня.
Он сделал еще один шаг. Теперь он был так близко, что я чувствовал тепло его дыхания, запах масел, которыми он умащал кожу с тех пор, как я был ребенком. Чувствовалось нечто извращенное в том, что я находил это успокаивающим.
— Ты не пойдешь за детьми, — сказал я. — Вообще-то я ожидаю, что ты позволишь нескольким отставшим проскользнуть через ваши ряды. Не многим, конечно, просто достаточно…
— Достаточно для чего? — спросил он.
Я осмотрелся вокруг, взглянув на руины Эбенового аббатства, места, которое могло бы стать мирным убежищем, школой, общиной, спасательным кругом для тех, кто так в нем нуждался. Теперь это будет святилищем насилия и ненависти.
— Ты одержал здесь великую победу, отец. Победу, которая вскоре станет легендарной. Ты сделал то, что ни один лидер джен-теп не сделал за триста лет.
Он наклонил голову, все еще наблюдая за мной.
