– Я Элизу давным-давно не видел. С самой свадьбы.
– Когда это было?
– Я женился на Сэнди девять лет назад. Хотел бы забыть об этом, как о кошмарном сне, но пока не могу. Элиза приехала на свадьбу, рано напилась и ушла задолго до конца.
– Элиза – сестра Сандры?
– Единственная.
– А могу я поговорить с самой Сандрой?
– Да говорите сколько влезет! Она как раз неподалеку от вас, в Калифорнии. А может, в Аризоне – она любит теплую погоду. Или во Флориде, не знаю… И знать, черт побери, не желаю! Мы три года в разводе, и она продолжает натравливать на меня адвокатов и требовать денег. За грош удавится! Хотя кому я это говорю? Вы наверняка очередной адвокат с очередной идиотской историей.
– Позвоните в полицейский участок Западного Лос-Анджелеса и спросите лейтенанта Стёрджиса. – Я продиктовал номер мобильного Майло.
– Ну и что? Вы назвали еще одно имя, вот и все.
– Меня зовут Алекс Делавэр. Лейтенант Стёрджис ведет расследование дела Элизы Фримен. Поговорите с ним, если не верите мне.
– О чем мне с ним разговаривать?
– Мы разыскиваем родственников Элизы. Кто-то должен распорядиться насчет похорон.
– При чем здесь я?
– По крайней мере, вы могли бы сообщить последний известный вам адрес и номер телефона Сандры.
Стюэр отбарабанил адрес, словно давно заучил его наизусть. Гутьеррес-стрит, Санта-Барбара. Может, они и враждуют три года, но как ее найти в случае чего, Стюэр знал.
– А сами вы что могли бы сказать об Элизе?
– Насколько я слышал, они с сестрой одного поля ягодки.
– В каком смысле?
– Чулки в сеточку, с претензией на интеллектуальность, врет как сивый мерин. Моей семье вот уже шестьдесят лет принадлежит один из лучших рыбных ресторанов в Балтиморе. Так вот, если послушать Сандру, это – дешевая рыгаловка, а когда я просил ее немного помочь по ресторану, так я – рабовладелец.
– Чулки в сеточку…
– Я не в прямом смысле; что она там носит – ее дело, – поспешил объяснить Стюэр. – Просто у нас раньше так называли женщин легкого поведения… Ладно, я вам еще кое-что скажу насчет Элизы и Сэнди. Их отец много себе позволял по отношению к ним. Понимаете?
– Развратные действия?
– Ну…
– Сэнди вам рассказывала?
– Только однажды. На нее иногда нападала слезливость, а в тот раз ей сильнее обычного хотелось, чтобы я ее обнял и пожалел. Больше она к этой теме никогда не возвращалась, как будто того разговора и не было. А я один раз вернулся, во время бракоразводного процесса, когда мы пытались заключить мировое соглашение при посредничестве судьи. Сэнди строила из себя невинную овечку, пытаясь выторговать полресторана, а я разозлился и стал доказывать, что она – аморальная личность. Упомянул про ее отношения с отцом. Она вскочила, обежала вокруг стола – и как влепит мне с размаху по морде! Мирового соглашения не вышло, но на судью ее выходка произвела впечатление, так что процесс она в результате проиграла. В общем, если вы ее найдете, я вам ничего про это не говорил.
– Что собой представлял ее отец?
– Он умер еще до того, как мы встретились; похоже, двуличный тип. Во всяком случае, такие ходили слухи. Внешне – сама респектабельность, не пропустил ни одной мессы в церкви. Да еще и директор школы. Вот только хотел бы я послушать, что он рассказывал на исповеди. Так не бывает: отец – достойный, а обе дочки – шлюхи.
– Сэнди гуляла на стороне?
– Я же сказал – шлюха! Трахалась направо и налево все время, что мы были в браке. По вечерам ее дома было не застать, а я, как дурак, во все верил – и в лото, и в бридж, и в курсы по садоводству…
– А Элиза?
– Элиза однажды чуть меня не трахнула! Сэнди была на кухне, а Элиза протянула руку и ухватила меня… сами понимаете за что. У меня чуть глаза на лоб не вылезли, я ей: «С ума сошла?», а она сделала вид, как будто ничего и не было. Обе они на это мастерицы – умели, если что, сделать вид.
– А их мать?
– Она тоже умерла еще до нашей встречи. Сэнди никогда о ней не вспоминала.
– В какой школе ее отец был директором?
– В государственной школе в одном из черных районов, точнее не скажу.
– Как его звали?
– Сайрус Фримен. Доктор Сайрус Фримен, – Стюэр хмыкнул. – Сэнди не упускала случая напомнить, какая это была жертва с ее стороны – выйти замуж за парня, который после первого курса бросил университет. При этом она не стеснялась трахаться чуть ли не со всем Балтимором и тратить мои деньги направо и налево почище любого конгрессмена.
В телефонном справочнике Санта-Барбары действительно нашлась С. Фримен-Стюэр. Женский голос на автоответчике был приветлив и столь же мягок, сколь груб был голос ее бывшего мужа.
– Всем привет, это Сэнди. С удовольствием с вами поговорила бы, но я или ушла по делам, или загораю на солнышке. Так что просто оставьте сообщение.
Поиск по «сайрус фримен» выдал лишь коротенькую заметку в «Балтимор сан». Согласно ей планы присвоить средней школе района Ченселор имя ее покойного директора откладывались на неопределенное время «по причинам организационного и финансового характера, включая экономию на расходах по смене вывески».
Я набрал номер. Майло сразу ответил на звонок.
– Я нашел тебе ближайшего родственника, старина, – порадовал я его и пересказал подробности.
– Ни от кого не узнаешь столько интересного, как от бывших супругов… Спасибо, Алекс. Значит, две лживые шлюхи? Диагноз прямо по твоей специальности.
– Сэнди живет в какой-то сотне километров отсюда, но с тобой пока не связалась; скорее всего, она даже не знает, что Элиза мертва. Похоже, сестры были не слишком дружны. С одной стороны, мы рискуем не услышать от нее ничего интересного. С другой, может быть, она не сочтет нужным ничего скрывать.
– Обожаю Санта-Барбару! Дай-ка мне ее телефон.
Продиктовав номер, я добавил:
– Фрэнк Стюэр не испытывает к ней теплых чувств и многое мог преувеличить, однако насчет связи между распущенностью дочерей и похотливостью папаши он, похоже, не заблуждался.
Я пересказал заметку о несостоявшемся переименовании школы Ченселор. Майло присвистнул:
– Экономия на расходах по смене вывески – это действительно что-то новенькое! Думаешь, какие-то делишки папаши Сайруса выплыли наружу? Погоди-ка, ты говоришь – школа? Вот ведь черт побери!
– Детишки из бедных районов – легкая добыча. Тем более в те времена. Помнишь, Элиза рассказывала Фиделле, что отец к ней плохо относился, хотя и не уточняла, что речь шла о сексуальных домогательствах. Говорить правду, но не всю – очень распространенный защитный механизм у жертв таких преступлений, и случается, что из этого образуется модель поведения на всю жизнь. Вот прекрасный пример: ложь Элизы насчет университета. Я проверил: Святое Сердце – маленький католический женский колледж, у них – сильная программа и прекрасная репутация, уж никак не хуже, чем у Университета Мэриленда. Так что вариант, что она соврала, чтобы повысить шансы на работу в Академии, отпадает.
