– Чуть-чуть – это сколько?
– Я проверю его информацию, и если всё в порядке, позвоню и скажу, чтобы выпускали.
– Ну, мне-то не жалко, – сказал Сантостефано, – только надо поговорить с тюрьмой. Кто у них сегодня дежурит?
– Бостич.
– А, ну, с Широнной я договорюсь, до конца смены у нее предписание об освобождении куда-нибудь затеряется. Дольше – не обещаю.
Майло поблагодарил.
– Да не за что, – ответил Сантостефано. – Сегодня я вам помогу, завтра, глядишь, – вы мне…
– Разумеется. Только с конкурсом красоты вы как-нибудь сами, я в этом ничего не понимаю.
* * *
Мрачное двухэтажное здание торчало на углу бульвара Венис неподалеку от пересечения с бульваром Сепульведа. Въезд во двор, покрытый коричневой пылью, загораживала железная цепь. В углу возвышалась целая гора из бутылок, банок и мусорных мешков; земля у входа тоже была вся усеяна мелким мусором.
Мы провели минут пятнадцать, наблюдая за домом. За это время его покинули два латиноамериканца, еще трое вошли внутрь, последний – гордо вышагивая под ручку с невысокой плотной женщиной в микроскопическом платье с цветочным рисунком. К сожалению, художник-самоучка Гильберто Чавес не обнаружился ни в одной из баз данных, так что особого смысла в наблюдении не было.
– Да любой, хоть бы и этот, – вздохнул Майло, проводив взглядом очередного входящего в дом. – Или вот этот… Пойдем, что ли?
Квартира номер пять оказалась в самом конце коридора. На двери была косо прилеплена наклейка для автомобильного бампера с рекламой испаноязычной радиостанции. Майло положил одну руку на «глок», а другой рукой трижды постучал. Дверь открылась, и в коридор потянуло сладковатым растительным ароматом марихуаны.
Изумленно моргая, на нас смотрел невысокий, от силы метр шестьдесят пять, человечек с густыми черными волосами, которые почти полностью закрывали лоб и касались пышных бровей. Глаза под бровями напоминали коричневые фрикадельки в розовом мясном бульоне. Его рот изумленно приоткрылся, показывая остатки зубов – в шесть лет у него, вероятно, и то было вдвое больше. Свободного покроя спортивные шорты на резинке – так давно не стиранные, что первоначальный бледно-синий цвет едва угадывался. И футболка – белая, с золотистым логотипом Университета в Ирвайне и муравьедом примерно того же оттенка. Животное было изображено в стиле комиксов семидесятых годов, в профиль, с карикатурно вытянутой мордой и в характерной хипстерской позе.
– Гильберто Чавес? – спросил Майло.
– Э-э-э… это не я.
– Напротив, э-э-э… это ты.
Чавес попытался захлопнуть дверь. В следующие несколько секунд Стёрджис вдруг оказался у него за спиной, защелкнул наручники, быстро похлопал по бокам на предмет оружия и вытолкнул из квартиры. Только после этого Чавес снова получил шанс заявить, что он – это не он. В одном из его карманов обнаружились мексиканское удостоверение личности, упаковка сигаретной бумаги и прозрачный пакет с застежкой, набитый приличного на вид качества марихуаной.
– Не Гильберто! – продолжал настаивать Чавес.
– Если верить правам, которые выдают в Хуаресе, именно что Гильберто.
– Не Гильберто!
– Да хватит уже, – рассердился Майло.
– Ладно.
Лейтенант удивленно воззрился сверху вниз на свою добычу.
– Что ладно?
– Пускай Гильберто.
– Рад, что мы хоть в чем-то договорились.
– Но «трава» – не моя.
Мы подождали, пока в потоке транспорта возникнет пауза, и перевели Чавеса через бульвар к припаркованной машине. Вонь марихуаны, которой пропиталась его одежда, быстро заполнила салон, и Майло, чертыхнувшись, открыл окно.
– Ну, расскажи-ка нам про сухой лед, Гильберто.
– Про что еще?
– Подростки наняли тебя купить сухой лед.
– Кто еще?
– На прошлой неделе, в Сан-Фернандо. Ты купил подросткам сухого льда, а они дали тебе марихуану.
Чавес непонимающе таращился на Майло.
– Сухой лед, очень холодный, – перешел Майло на ломаный испанский. – Подростки попросили тебя…
– Ах, лед… – Чавес расплылся вдруг в широкой улыбке.
– Я сказал что-то смешное?
Чавес вновь стал серьезным.
– Так вы это не из-за «травки»?
– Из-за сухого льда.
– А в чем проблема?
– Никаких проблем нет, просто расскажи нам про подростков.
– Про девок?
– Это были девушки?
– Да, да, – закивал Чавес. – Симпатичные такие.
– Сколько их было?
– Две.
– Возраст?
– Откуда я знаю?
– А если подумать?
– О чем?
– О возрасте!
– Может, лет восемнадцать…
– Зачем им был нужен лед?
– Откуда я знаю?
– И сколько «травы» ты от них получил?
Чавес замолчал. Майло извлек свою карточку и сунул ему под нос.
– Видишь, что написано? Отдел по расследованию убийств! Плевать я хотел на твою «дурь».
По лицу Чавеса не было заметно, что написанное на карточке как-то отразилось в его мозгу. То ли неграмотный, то ли слишком обкурился.
– Гильберто, отдел по расследованию убийств. Это тебе хоть что-то говорит?
– Кого-то убили?
– Именно, Гильберто.
– И что?
– И то, что при убийстве использовали лед, который ты купил!
У Чавеса отвисла челюсть. Серьезность происходящего пробилась сквозь кайф.
– Не может быть! Нет, нет, нет-нет-нет!
– Да, да, да-да-да! Так что рассказывай про тех двух девушек.
– Я ничего не сделал!
– Тогда тебе и бояться нечего.
– Я ничего не сделал!
– Я уже понял. Теперь рассказывай про девушек.
– Я ничего не сделал!
Мы отвезли Чавеса в участок Западного Лос-Анджелеса, где, по счастью, нашлась свободная одиночная камера предварительного заключения без окон – психов сегодня пока не привозили. Все попытки Майло разговорить Чавеса ни к чему не привели – ясность мысли к нему почти не возвращалась. Мы оставили его храпеть, свернувшись в клубок на полу камеры, и поднялись на второй этаж в кабинет Майло. Он быстро просмотрел входящие бумаги и швырнул их все в корзину.
– В мешке достаточно «травы», чтобы привлечь его за покупку с целью сбыта. Пусть день-другой похлебает баланду. Станет посговорчивей и поможет нам идентифицировать девушек.
