– Ее звали Элиза Фримен, профессор. Трей про нее рассказывал?
– Несколько дней назад в лаборатории он выглядел несколько не в своей тарелке, и я спросил о причине. Он сказал, что попал в не совсем обычную ситуацию – его допрашивала полиция.
– У нас это называется беседой.
– Я не о названии, – Мун усмехнулся. – Трей чувствовал себя как на допросе. Словно вы в чем-то подозревали его лишь потому, что он знал убитую.
– Мы всегда опрашиваем тех, кто знал жертву; это обычный процесс расследования.
– Разумно, – согласился Мун. – Но подозреваю, что большинство опрашиваемых чувствуют себя не слишком уютно.
– И давно Трей пропал?
– Он не появлялся в лаборатории два дня, и мы не можем до него дозвониться. Причем до сих пор на него всегда можно было положиться. А нам на днях надо сдавать важную статью, и без него работа совсем застопорилась.
– Может, он просто перенервничал? – поинтересовался я.
– Из-за чего?
– К обычным обязанностям добавилась еще и статья, вот он и сломался.
– Хм-м, – протянул Мун. – Да нет, вряд ли. Нервным Трея не назовешь.
– Характер стойкий, – я кивнул. – А вот беседа с полицией почему-то выбила его из колеи.
– Так он скорее расстроился, чем испугался. Из-за того, что кому-то могло прийти в голову, что он способен на жестокое убийство.
– Он так и сказал – «жестокое»?
Мун облизнул пересохшие губы.
– Не думаю, что мы обсуждали подробности – честно говоря, меня такие вещи не слишком интересуют. Наверное, речь шла об убийстве как таковом. В том, чтобы лишить жизни другого человека, изначально заключается жестокость, не так ли?
– Когда вы с Треем летали в Стэнфорд, он все время был с вами?
– Похоже, я должен подтвердить его алиби?
Я только улыбнулся в ответ.
– Что бы вы там ни думали о нас, ученых, – начал Мун, – мы работаем не меньше других. Поездка была отнюдь не развлекательная, так что, как минимум, с девяти до пяти мы занимались делом.
– То есть чем занимался Трей по вечерам, вы не знаете? – уточнил Майло.
– Я – научный руководитель, а не нянька! Чем Трей занимается по вечерам – не мое дело. Лучше поговорите с Джульеттой Харшбергер – думаю, у них с Треем серьезные отношения.
– А вы не спрашивали ее, где Трей?
– Я обычно стараюсь не лезть в личную жизнь студентов, но, по правде говоря, уже собрался спросить.
– Где ее найти?
– Скорее всего, прямо здесь, лейтенант.
– На факультете?
– В университете. Она учится на магистра биологии.
– Спасибо, профессор. Можете рассказать про Трея еще что-нибудь?
– Не буду скрывать, я рад, что он работает у меня в лаборатории, – заявил Мун. – Трей очень сообразителен и при этом способен думать на перспективу. В нашей области некоторые задачи приходится решать годами, если не десятилетиями. И даже самые лучшие студенты иной раз теряют энтузиазм, когда не видят немедленной отдачи от своих усилий.
– А Трей…
– А Трей, в отличие от них, способен не терять из виду суть проблемы и помнить о долговременной цели. – Мун погладил бороду. – Вы ведь не считаете, что он имеет отношение к убийству?
– Обычный процесс расследования, – повторил Майло. – Кроме того, всегда приятно поговорить с умным человеком.
– Что там насчет тщательно спланированного убийства? – спросил я, когда мы отошли на достаточное расстояние, чтобы Мун не мог нас расслышать.
– Я хотел задать тот же самый вопрос.
* * *
В приемной биологического факультета двое студентов изучали доску объявлений с таким видом, словно перед ними находились священные скрижали. К доске были приколоты кнопками объявления о продаже всякой всячины, поздравления с днем рождения, информация об учебе по обмену за рубежом во время летних каникул и журнальная вырезка, повествующая о последних успехах в области компьютерной симуляции нервной деятельности дрозофил.
Майло поинтересовался у секретарши, где найти Джульетту Харшбергер.
– Ее сегодня здесь нет.
– А где еще мы могли бы ее найти?
– Извините, ничем не могу помочь.
– Поищите дома, – предложил, не отрывая глаз от доски, один из студентов и хихикнул. Высокий, смуглый, с лохматыми волосами. – Вероятно, вам повезет, поскольку там она бывает чаще, чем здесь. Черт побери, рано или поздно они организуют лабораторию прямо у нее, чтобы ей не тратить время на дорогу.
Второй студент, очкастый и небритый, удивленно поднял бровь. Секретарша нахмурилась.
– Брайан, тебе здесь что-то нужно?
– Отнюдь, Надин, – парировал лохматый, – просто у меня выдалась редкая свободная минутка, которую я не прочь посвятить нашей драгоценной Джули. – В нашу сторону: – Видите ли, в моей квартире комнат не так много, примерно на пять меньше шести, так что мне-то дома не сидится.
– Вот дерьмо-то, – пробормотал второй студент.
– Жизнь – дерьмо, а потом еще и помирать, – подтвердил Брайан.
Секретарша опять повернулась к нам.
– У вас что-то еще?
– Адрес Джульетты Харшбергер, будьте добры, – кивнул Майло.
– Извините, мы не имеем права…
Брайан сухо рассмеялся и отбарабанил название улицы и трехзначный номер. Весьма любезно с его стороны, даже невзирая на ядовитый тон, хотя мы прекрасно знали дом, где девушка на веранде обнималась с Фрэнком.
– Брайан! – воскликнула Надин.
Тот зажал ладонью рот.
– Ох, что это со мной? Взял и проговорился!.. Похоже, дисфункция лобных долей. Вот к чему приводит каторжная работа.
– Брайан, это уже ни в какие рамки не лезет!
– А в какие рамки лезут занятия в магистратуре, при которых вообще нет нужды покидать шестикомнатную квартиру? – возмутился Брайан. – Разве что посещаешь общие семинары – в то время как кто-то не гнушается ни полставкой исследователя, ни ставкой техника и вынужден заниматься такой чушью, от которой мозги сохнут.
– Брайан!..
– Ну да, жизнь нелегка – тоже мне новости… – Брайан развернулся и протопал к выходу. Его приятель посмотрел на нас, пожал плечами и отправился следом.
– Похоже, он чем-то недоволен, – заметил Майло.
– Только что завалил устный экзамен, – сообщила Надин.
Когда мы снова увидели Брайана, тот стоял под дубом неподалеку от входа на факультет и жадно курил. Его приземистый спутник успел удалиться. Увидев нас, Брайан набрал полные легкие никотина.
