– Напомните, как вас зовут? – спрашивает Грета, доставая штопор из ящика кухонного островка с мраморной столешницей. – Вы, временные жильцы, вечно приходите и уходите, всех не упомнишь.
– Джулс, – говорю я.
– Точно. Джулс. Моя книга – ваша любимая и так далее.
Грета с усилием вытаскивает пробку из бутылки. Потом достает один-единственный бокал, наполняет его до половины и протягивает мне.
– Ваше здоровье, – говорит она.
– А вы не будете?
– Увы, мне нельзя. Врач запретил.
– Простите, – говорю я. – Я не знала.
– Вы и не могли знать. Хватит извиняться, просто пейте.
Я делаю вежливый глоток, осторожно, чтобы не начать пить слишком быстро. Такой риск существует, учитывая, как я нервничаю из-за предстоящего разговора, как боюсь, что буду задавать слишком много вопросов, и Грета разозлится еще сильней. Я делаю еще один глоточек, чтобы успокоить нервы.
– Скажите, Джулс, – говорит Грета, – зачем вы пришли на самом деле?
Я поднимаю взгляд.
– Вы уверены, что у меня есть тайный мотив?
– Ну не обязательно. Но скорее всего. Люди редко приходят с подарками, если не хотят чего-то взамен. Например, чтобы я подписала им копию их любимой книги.
– Я не принесла с собой книгу.
– Упустили замечательную возможность, не так ли?
– Однако вы правы. Я пришла не просто так. – Я делаю еще глоток, чтобы собраться с духом. – Я хотела спросить вас об Ингрид Галлагер.
– О ком? – спрашивает Грета.
– Временный жилец. В квартире прямо над вами. Она съехала прошлой ночью. Прямо посреди ночи. Никто не знает, куда она подевалась. А в инстаграме она упомянула, что знакома с вами, и я подумала: вдруг вы знаете, где она.
Грета наклоняет голову, в ее голубых глазах читается любопытство.
– Милая, я не поняла ни единого слова из того, что вы сказали.
– Вы не знакомы с Ингрид?
– Вы про ту девушку с ужасным цветом волос?
– Да.
– Я видела ее дважды, – говорит Грета. – Это едва ли тянет на знакомство. Лесли представила нас друг другу, когда я проходила через лобби. Под «представила» я подразумеваю «накинулась на меня». Кажется, миссис Эвелин пыталась впечатлить девушку, чтобы та согласилась остаться.
– Когда это было?
– Недели две назад, кажется.
По-видимому, это случилось во время собеседования Ингрид. Дата совпадает с тем, что она рассказывала мне.
– А второй раз?
– Два дня назад. Она пришла ко мне, – Грета указывает на открытую бутылку на стойке, – но без вина. Очко в вашу пользу.
– И какой у нее был тайный мотив?
– Вот, вы начинаете понимать, – Грета одобрительно кивает. – Она спросила меня про Бартоломью, потому что я написала об этом здании книгу. Хотела знать о некоторых событиях из его прошлого.
Я наклоняюсь вперед, опираясь локтями о столешницу.
– Каких событиях?
– Якобы темных и зловещих. Я ответила, что все это давно в прошлом, а если она интересуется сплетнями, то пусть зайдет в интернет. Сама я им не пользуюсь, но наслышана, что там этого добра хватает.
– И это все? – спрашиваю я.
– Разговор занял не больше двух минут.
– И с тех пор вы с ней не говорили?
– Нет.
– Вы уверены?
Грета моментально мрачнеет. Озарившее ее глаза любопытство было подобно лучу света между грозовых облаков – мимолетному и обманчивому.
– Я стара, дорогуша, – говорит она, – но еще не выжила из ума.
Я пристыженно бормочу, утыкаясь в стакан вина:
– Я не это имела в виду. Я просто пытаюсь ее найти.
– Она пропала?
– Возможно. – Я сержусь на себя за то, что ответила так расплывчато, и добавляю: – Я весь день пытаюсь с ней связаться. Она не отвечает. И меня беспокоит, что она так неожиданно съехала.
– Почему? – спрашивает Грета. – Она имеет право уходить и приходить в любое время. Как и вы. Вы временные жильцы. Не заключенные.
– Просто… Вы не слышали ночью ничего подозрительного? Из квартиры над вами?
– Что вы имеете в виду?
Крик. Вот что я имею в виду. Но не говорю, в надежде, что Грета упомянет его сама. Тогда я буду знать, что мне не послышалось. Ингрид действительно кричала.
– Любой необычный шум, – говорю я.
– Я ничего не слышала, – отвечает Грета. – А вот вы, похоже, слышали.
– Мне так казалось.
– А теперь?
– Теперь я думаю, что ошиблась.
Но я знаю, что это невозможно. Да, иногда людям могут мерещиться странные звуки, особенно в незнакомом месте. Шаги на лестнице. Стук в окно. Мне и правда послышалось что-то, когда я проснулась – тот ползучий, беззвучный шум. Но мне не мог почудиться чей-то крик.
– Прошлой ночью я почти не спала, – говорит Грета. – Бессонница. Чем старше я становлюсь, тем меньше сна мне требуется. И благословение, и проклятие, как по мне. Так что, если бы наверху раздался какой-то шум, я бы его услышала. А что касается вашей подруги…
Она резко замолкает, и ее ладонь ударяется о столешницу с громким стуком.
Я опускаю бокал.
– Миссис Манвилл?
Грета закрывает глаза, и ее бледное лицо совсем сереет. Она наклоняется всем телом. Сначала медленно, потом быстрее, наваливаясь на кухонный островок под опасным, неустойчивым углом. Я бросаюсь к ней и подхватываю, оглядываясь в поисках стула. Замечаю один возле двери в столовую и осторожно сажаю Грету на него.
Движение приводит ее в сознание. Она резко поднимает голову, глаза вновь загораются. Узловатой от старости рукой с темными венами под полупрозрачной кожей она цепко хватает меня за запястье.
– Боже мой, – говорит она, словно слегка оглушенная, – как же неловко.
Я стою рядом с ней, не зная, что делать. Меня сотрясает мелкая дрожь.
– С вами все в порядке? Я могу сбегать за доктором Ником.
– Все не так плохо, – говорит Грета. – Ничего особенного. Просто один из моих приступов.
– Приступов?
– Я называю их «внезапный сон». Потому что больше всего они похожи на сон. Я неожиданно отключаюсь. А потом резко возвращаюсь к жизни, как будто ничего и не было. Никогда не старейте, Джулс. Старость – это ужасно. И никто не предупреждает об этом заранее.
Я понимаю, что пришло время отойти в сторону. Если Грета говорит колкости, значит, с ней все в порядке. Все еще охваченная дрожью, я возвращаюсь к своему бокалу вина. На этот раз я делаю большой глоток.
