– Не уверен, стоит ли тебе говорить, – отвечает он. – Я тебя не знаю.
– Слушай, у Ингрид, возможно, неприятности. Я надеюсь, что нет. Но точно не узнаю, пока не поговорю с ней. Пожалуйста, расскажи мне, что случилось.
Коридор снова резко поворачивает. За углом я вижу отсек с табличкой «10А».
Квартира Греты Манвилл.
Отсек битком набит картонными коробками. На них указано не содержимое, а его ценность.
Нужное.
Ненужное.
Сентиментальный мусор.
– Она пришла ко мне, – говорит Зик. – Ну, ко мне многие приходят. Покупают всякое. Всякие, ну, травяные сборы, если понимаешь, о чем я.
Понимаю. Ну еще бы.
– Значит, Ингрид пришла за марихуаной?
Напротив отсека Греты расположен отсек квартиры 11А. В отличие от остальных, в нем хранится одна-единственная картонная коробка из-под обуви. Она лежит на бетонном полу, приоткрытая, словно Ингрид оставила ее здесь в спешке.
– Нет, ей было нужно кое-что другое, – отвечает Зик. – Она искала то, чем я не торгую. Но я знаю кое-кого, кто торгует, и предложил выступить посредником. Она дала мне деньги, я встретился с поставщиком и передал товар Ингрид. Вот и все.
Сжимая одной рукой телефон, а другой – ключ, я отпираю замок на решетке.
– Что за поставщик?
Зик презрительно фыркает.
– Еще чего. Так я тебе и сказал.
Я захожу в отсек и опускаюсь на корточки рядом с коробкой.
– Тогда скажи хотя бы, что Ингрид у него купила.
Я получаю ответ на свой вопрос сразу дважды. Мне отвечает Зик, нервно бормочущий в трубку. И мои собственные глаза, когда я открываю коробку.
Внутри на смятом бумажном полотенце лежит пистолет.
19
Пистолет черным пятном выделяется на фоне ярко-голубого одеяла на моей постели. Рядом лежит магазин с патронами, который я нашла в той же самой обувной коробке. Шесть пуль, готовых к использованию.
Мне едва хватило духу, чтобы донести коробку до лифта. Во время восхождения на двенадцатый этаж меня не отпускал ужас, и, доставая пистолет с магазином из коробки, я держала их на расстоянии вытянутой руки, осторожно сжимая двумя пальцами.
Я никогда раньше не дотрагивалась до огнестрельного оружия.
У отца когда-то было охотничье ружье, которое он хранил в специальном шкафчике и почти никогда не использовал. В детстве я видела его всего раз или два, и то мельком.
Но этот пистолет будто бы заполняет собой всю спальню. Благодаря гуглу и пугающему количеству сайтов, посвященных оружию, я выяснила, что ко мне в руки попал девятимиллиметровый Глок G43.
Зик рассказал мне, что Ингрид попросила его достать для нее оружие. И как можно быстрее. Она дала ему две тысячи долларов наличкой. Зик передал их своему безымянному знакомому и получил взамен Глок.
– На все про все ушел от силы час, – сказал он. – Ингрид ушла с пистолетом. Больше со мной не связывалась.
Чего я не понимаю, так это зачем Ингрид, у которой практически на лбу написано: «Я боюсь оружия», вдруг понадобился пистолет.
И зачем она оставила его мне.
И почему она до сих пор не ответила ни на одно из полудюжины моих сообщений в духе: ГДЕ ТЫ?
ЧТО ПРОИСХОДИТ??
ЗАЧЕМ ТЫ ОСТАВИЛА МНЕ ПУШКУ???
Но я знаю, что мне нужно избавиться от пистолета. Временным жильцам наверняка запрещено хранить в квартире огнестрельное оружие, хоть Лесли и не упоминала ничего подобного. Вопрос в том, как от него избавиться? Нельзя же просто кинуть его в мусоропровод. Озеро в Центральном парке тоже кажется сомнительной идеей. А Зик наотрез отказался возвращать пушку своему поставщику.
– Ну уж нет, – сказал он. – Это так не работает.
Но, как бы пистолет меня ни нервировал, возможно, стоит приберечь его, пока я не смогу связаться с Ингрид. Не просто же так она его оставила.
Вырисовывается пугающая картина. Похоже, Ингрид сбежала вовсе не от жуткого прошлого Бартоломью. Пистолет – это оружие. Им можно защитить себя. Но не от здания и не от привидений. Нельзя застрелить призрака. Или некое абстрактное проклятье.
Но можно застрелить человека, который пытается тебе навредить.
Я вспоминаю, что Ингрид рассказывала про свои путешествия. Бостон и Нью-Йорк, Сиэтл и Виргиния.
Может быть, она разъезжала по стране не просто так.
Может быть, она бежала от кого-то.
А теперь преследователь нашел ее, и ей пришлось бежать снова.
Мне на ум приходят те неловкие минуты, что я провела у двери Ингрид прошлой ночью. Задним числом я пытаюсь сообразить, не пыталась ли она сказать мне что-то своей напряженной улыбкой, сжатой в кармане рукой, движением век.
Что у нее проблемы.
Что ей придется уйти из Бартоломью.
Что она не может больше ничего сказать, чтобы не навредить нам обеим.
Теперь Ингрид пропала, и я не могу избавиться от чувства вины. Будь я настойчивей, возможно, Ингрид смогла бы мне довериться.
Я могла бы помочь ей.
Может быть, я все еще могу помочь ей.
Я кладу пистолет и патроны обратно в коробку так же аккуратно, как доставала их оттуда. Закрываю коробку, несу ее вниз, на кухню, и прячу в шкафчике под раковиной. Лучше уж здесь, чем в спальне, а то я точно не смогу уснуть.
Я смотрю на часы. Почти одиннадцать. Прошло около десяти часов с момента, как я узнала, что Ингрид съехала. Примерно столько же выждали мои родители, прежде чем заявить о пропаже Джейн. Слишком долго. Один из полицейских сказал, что это было ошибкой.
«В какой-то момент тревога перерастает в страх, – сказал он. В этот момент вам и следовало позвонить».
Для меня этот момент настал, когда я увидела пистолет. Поэтому я достаю телефон, делаю глубокий вдох, и набираю 911. Мне тут же отвечает диспетчер.
– Я хочу сообщить о пропаже человека, – говорю я.
– Имя пропавшего?
У диспетчера совершенно бесстрастный тон. Одновременно успокаивающий и выводящий из себя. Мне стало бы легче, будь он более взволнован.
– Ингрид Галлагер.
– Когда Ингрид пропала?
– Десять часов назад. – Потом я исправляюсь: – Прошлой ночью.
В голосе диспетчера наконец-то звучит эмоция. Но не та, на которую я рассчитывала, а изумление.
– Вы уверены? – говорит он.
– Да. Она ушла посреди ночи. Я узнала об этом только десять часов назад.
