Я протягиваю левую руку к замку, дотрагиваюсь до задвижки в центре.
– Я просто хотел сказать, что это была действительно прекрасная ночь. Восхитительная.
Я сжимаю задвижку двумя пальцами, большим и указательным. Не дыша, я медленно поворачиваю ее наверх, изгибая руку под неестественным углом. Боль пронзает костяшки моих пальцев.
Потом мое запястье.
Потом локоть.
Я продолжаю медленно поворачивать задвижку, миллиметр за миллиметром.
– Я надеюсь, ты не думаешь, что я всегда так тороплюсь. Я просто…
Задвижка встает на место с характерным щелчком.
Услышав его, Ник замолкает – ждет, не издам ли я другой звук.
Ручка двери движется.
Ник поворачивает ее туда-сюда.
Спустя мгновение он вновь подает голос.
– Я просто поддался импульсу. Как и ты, наверное. Но я ни о чем не сожалею. Нисколько. Я просто, ну, хочу, чтобы ты знала – я не такой.
Ник уходит. Я слышу его удаляющиеся шаги. Но я по-прежнему стою у двери, не шелохнувшись – боюсь, что он вернется.
Я ему верю.
«Я не такой».
Именно.
Он – нечто совершенно иное.
36
Я хожу туда-сюда по гостиной мимо огромного окна. Снаружи на Центральный парк опускается ночь, окутывая его темной пеленой. Боу Бридж превратился в бледную полоску над непроницаемо черной водой. По мосту идет девушка, пребывая в блаженном неведении относительно того, что за ней наблюдают.
Совсем как я. Всего пару дней назад.
Я завидую ее незнанию. Хотелось бы и мне все забыть.
Но я не могу.
Я продолжаю ходить от одной стены к другой – лица на обоях продолжают глядеть на меня, куда бы я ни повернулась.
Эти лица.
Они знают, кто такой Ник.
И всегда знали.
Он – серийный убийца.
Я знаю, как невероятно это звучит. Я знаю, что это безумие. Сама идея пугает меня.
Но невозможно отрицать закономерность. В Бартоломью приезжают девушки. Отчаявшиеся, оставшиеся без семьи и без денег. Потом они исчезают без малейшего объяснения. Это повторилось по меньшей мере трижды.
Я знаю, что нужно сделать, – позвонить в полицию.
Но что я им скажу?
У меня нет доказательств, что Ник сделал что-то с Ингрид, Эрикой или Меган. Я уверена, что телефон Ингрид у него, но этого недостаточно. И нет никого, кто мог бы подтвердить полицейским мои слова. Никто не знает о нашем с Ингрид разговоре в парке. Никто, кроме нас, не знает прозвища, которое она мне дала.
Но, если я останусь здесь, это может стать началом конца. Финальным решением. Как таблетки, которые проглотила моя мама. Как спичка, которую отец зажег в коридоре. «Фольксваген-жук», в который села Джейн.
Я вернусь к Хлое. На ее диван. Там я буду в безопасности.
Я хватаю телефон и отправляю Хлое сообщение.
Я медлю, делаю вдох и набираю еще одно предложение.
Я откладываю телефон и снова принимаюсь ходить по комнате, а через пять минут опять беру в руки телефон. Хлоя еще не прочла мое сообщение. Я звоню ей, но тут же включается автоответчик. И только услышав записанное Хлоей приветствие, я вспоминаю, что она уехала. Отдыхает в Вермонте вместе с Полом. А свой ключ от ее квартиры я вернула, когда переехала в Бартоломью.
Значит, Хлоя мне не поможет.
Мне никто не поможет.
Мне больше не к кому обратиться.
Одиночество окутывает меня, словно саван. У меня никого не осталось. Ни семьи. Ни Эндрю. Ни коллег, которых я могла бы попросить о помощи.
Хотя…
Есть Дилан.
Я звоню ему, но снова натыкаюсь на автоответчик. Я решаю не оставлять сообщение. Что бы я ни сказала, это прозвучит так, будто я свихнулась. Я не смогу сдержаться. Лучше не говорить ничего.
Если я не оставлю сообщения, возможно, он перезвонит.
Если оставлю бессвязное сообщение – вряд ли.
Теперь мне остается только собрать вещи и провести выходные в отеле, пока не вернется Хлоя.
Хороший план. Умный. Но он разбивается вдребезги, стоит мне проверить свой банковский счет и вспомнить пятьсот долларов, потраченных на взлом телефона Эрики.
За двадцать семь долларов я нигде не найду себе пристанища. Даже если мне и попадется настолько дешевый мотель, все мои кредитные карты давно заблокированы. У меня не останется ни единого цента на еду.
Мне некуда идти, пока я не получу деньги за неделю, что я прожила в квартире. Тысяча долларов. Их должен принести Чарли через два дня.
У меня нет другого выбора.
Чтобы сбежать, нужно остаться.
Я смотрю на входную дверь. Цепочка и щеколда – на своих законных местах; я позаботилась об этом, когда Ник ушел. Пусть так и остается.
Я иду на кухню, опускаюсь на четвереньки и открываю шкафчик под раковиной. Между средством для мыться посуды и мусорными пакетами невинно примостилась коробка из-под обуви, которую Ингрид оставила в хранилище.
Я отношу коробку в гостиную и ставлю на кофейный столик. Подняв крышку, я достаю Глок и магазин с патронами. Вставить магазин в пистолет оказывается проще, чем я думала. Услышав характерный щелчок, я чувствую себя… Если не сильной, то хотя бы готовой.
Но готовой к чему – я не знаю.
Теперь остается только ждать; я сажусь обратно на алый диван и, держа в руках пистолет, смотрю на обои.
Они смотрят на меня в ответ.
Сотни глаз, носов и распахнутых ртов.
Несколько дней назад я думала, что лица разговаривают, смеются или поют.
Но теперь я знаю правду.
На самом деле они кричат.
Сейчас
Доктор Вагнер смотрит на меня с изумлением и недоверием.
– Это серьезное обвинение.
– Думаете, я лгу?
– Вы верите в то, что говорите, – говорит доктор Вагнер. – Но это еще не значит, что вы говорите правду.
– Я ничего не выдумываю. С какой стати мне это делать? Я не сумасшедшая. – Мой голос звучит взволнованно. С истерическими нотками, которые я пыталась сдержать изо всех сил. – Пожалуйста, поверьте мне. Там убили по меньшей мере трех человек.
– Я слежу за новостями, – говорит доктор. – В Бартоломью не совершалось никаких убийств вот уже очень долгое время.
