Значит, она не ошиблась. Первое впечатление было верным. Тут дело в ней. Она снова почувствовала растущее беспокойство.
– У меня были и другие причины, – повторил неуверенным голосом Борович.
Она остановилась и взглянула ему в глаза.
– Я слушаю, говорите же!
– Ах! – засмеялся он, а вернее, сделал вид, что смеется. – Ничего настолько уж важного, то есть… ничего серьезного… Не стоит преувеличивать…
Он избегал ее взгляда, а Богну охватили худшие предчувствия. Она побледнела и схватила его за руку:
– Господин Стефан! Что случилось?
– Ничего не случилось, – ответил он с легким раздражением. – Еще ничего не случилось, и я молю вас, чтобы вы успокоились.
– Эварист… Вы привезли от него… для меня…
– Не совсем. О боже! Госпожа Богна, не переживайте так!
Ей казалось, что она уже все знает: он прислал сюда Стефана с сообщением, что подал на развод, что женится на Пшиемской. Возникла тяжесть в груди, а в горле – невыносимая сухость. Значит, все пропало… Все, на чем она выстроила свою жизнь, пошатнулось… Рухнуло… И эта женщина, эта злая женщина, которая забрала ее парня из сказки, глупого наивного парня… Опутала его…
Они стояли возле амбара, из отворенных дверей которого шел влажный запах зерна. Тут же, поросший пыреем и конским щавелем, лежал мельничный жернов. Богна села на него и неподвижно уставилась в раскрытую пасть амбара.
– Говорите же, – произнесла она неживым голосом.
– Собственно, это не точно, – начал он, – и я прошу, чтобы вы не воспринимали все слишком трагично. Повторюсь, что все может оказаться недоразумением. Господин генеральный директор Яскульский… опасается… но я должен и сам признать… Эварист не отрицает категорически… Пока что зафиксировали отсутствие около сорока тысяч…
Богна в первый момент не поняла его, ибо мыслями была далеко. Только когда взглянула в глаза Боровичу, обо всем догадалась.
– Боже! – воскликнула она.
– Но ничего еще точно не известно, – сказал он.
– Это невозможно! Невозможно! Я не верю. – Она закрыла лицо руками. – Эварист никогда бы такого не сделал.
Борович развел руками:
– Он, однако, не отрицает. Генеральный сделал все, что от него зависело, чтобы не дать делу ход. Подробностей я не знаю. В результате какой-то жалобы или письменного заявления создали комиссию и вроде бы установили, что некоторые просители не получали предназначенных им ссуд, но получал их из кассы Эварист. Кроме того, он приказывал кассиру выплачивать себе авансы, очень большие суммы. И все эти… проблемы… пока что в пределах около сорока тысяч злотых… Но не исключено, что откроется больше. Очень печальное дело. Начато следствие…
– Он… он арестован?…
– Нет. Яскульский сделает все, чтобы это не случилось.
– Боже, боже… Но, господин Стефан, вы ведь говорили, что это может оказаться каким-то недоразумением?
Борович молчал.
– Вы видели Эвариста?
– Да. Собственно, именно он и попросил меня вам сообщить. Ситуацию еще можно исправить, поскольку генеральный пока что держит все в своих руках. Генеральный заявил Эваристу, что если тот выплатит в скором времени всю недостающую сумму… дело можно будет замять.
– Сорок тысяч! Откуда же я возьму столько денег? Боже правый! Не могу сосредоточиться. Но нельзя терять времени, – вскочила она. – Который час?
– Четверть шестого, – взглянул на часы Борович.
– Ближайший поезд выезжает в девять. Я еще могу успеть, я должна успеть.
– Значит, вы желаете ехать?
– Естественно.
Принятое решение сразу ее отрезвило. Она протянула к Боровичу руки.
– Дорогой мой Стефан! Я очень вам благодарна. Никогда не забуду вашей доброты.
– Даже не говорите об этом, – нахмурился он.
– Вы поедете тоже?
– Конечно. Я не слишком-то пригожусь вам по дороге, но…
Осекшись, он отвернулся.
Вернувшись домой, Богна позвала кузена и заявила, что немедленно уезжает.
– Скажешь, что мой муж заболел. И прошу, прикажи побыстрее запрягать лошадей. Я бы хотела успеть на вечерний поезд.
– Что-то опасное? – обеспокоился он.
– Ох, мой дорогой, не знаю, ничего не знаю, и прости, что погоняю тебя, но у меня нет ни минутки.
С безумной поспешностью она упаковала небольшой несессер, переоделась и как раз надевала шляпку, когда к крыльцу подали лошадей. Одновременно постучали в дверь. То был господин Погорецкий. В первый момент он хотел спросить ее о причине отъезда, но, наверное, заметив ее заплаканное лицо, сказал лишь:
– Жаль, что ты уезжаешь, моя маленькая подруга. Снова оставляешь меня одного.
И вдруг Богну посетила мысль:
– Господин Валерий… а вы… купили бы мою часть Ивановки?…
Он нахмурился и взглянул ей в глаза.
– Там будет… не знаю точно, но что-то около ста гектаров, – добавила она поспешно. – Кузен просчитает. Потом можно выделить.
– У тебя какие-то проблемы?…
– Да, – ответила она коротко.
– Сколько тебе нужно?
– Много… Сорок тысяч. – Она задержала дыхание.
– Я подумаю, – отозвался он после короткой паузы. – В течение двух дней пришлю тебе ответ. Время играет роль?
– Да! – И она пожала ему руку.
Пришел отец, за ним тетки. Она быстро попрощалась с ними. Никому, конечно же, не сказала, отчего так неожиданно уезжает, а впрочем, никто и не спрашивал. Догадались, что дело в чем-то серьезном и важном.
– Когда ты вернешься? – крикнул профессор, когда она уже сидела в экипаже рядом с Боровичем.
– Не знаю, папа. Ничего не знаю. Бывайте здоровы.
– Счастливой дороги.
Кони с места рванули рысью и сделали большой полукруг у ограды сада. Окованные железом колеса застучали по брусчатке подъезда, затарахтели на небольшом мостике, а там дорога пошла меж полями высокой пшеницы, то и дело сворачивая, а после ныряя в Погорецкий лес.
До станции через лес было добрых пять километров, потом же шел кусок хорошей дороги, с растущими по обе стороны старыми березами. Поскольку дождя давно не было, экипаж вскоре покрылся серым слоем пыли; пыль оседала и на белом костюме Боровича, и на платье Богны.
Всю дорогу они молчали. Богна, поглощенная мыслями о страшной ситуации, ждущей ее в Варшаве, пыталась составить какой-то план действий. Естественно, она прекрасно понимала, что Эварист в любом случае потеряет свою должность, а значит, и все свои доходы. Но об этом она переживала менее всего. С голоду они не умрут. Какую-то должность всегда можно найти. Только бы вернуться как можно скорее, достать хоть из-под земли и отдать эти несчастные деньги, и только бы не пошли по городу слухи. Но если господин Яскульский обещал сохранить тайну, то этого еще можно избежать. Хуже всего, что эти ужасные события могут совершенно раздавить Эвариста. Найдет ли этот ребенок в себе силы для сопротивления, чтобы не согнуться, не сломаться от такого-то удара?…
