Дионисий Тигранович злобно скривился. Кажется, он знал о сосне даже больше, чем Родион, и то, что он знал, заставляло его ее ненавидеть.
– А теперь говори и старайся врать как можно больше! Расскажи нам, что ты ничего не знаешь про детский череп… Мы жаждем твоих добрых ведьмарских сказочек! – поощрил его Ул.
Дионисий Тигранович тревожно высунул язычок, прикидывая, нельзя ли отмолчаться, но Ул ткнул его кулаком, и он заговорил – с долгими паузами, тщательно подбирая слова.
– Есть тайник в Межгрядье. Митяй Желтоглазый хранил в нем… закладки, которые не должны оказаться в нашем мире, – сказал он.
– Он же в ШНыре! – удивился Кузепыч.
– В ШНыре просто хранилище несвоевременных закладок, которые однажды пригодятся. Те же закладки, что в Межгрядье, настолько опасны, что Митяй даже не рискнул проносить их через болото. Но мы знаем, что в точке, которая совпадает с этим тайником в нашей реальности, обязательно… окажется ребенок Яры.
Ул рванулся.
– А зачем череп? – Родион придержал Ула за рукав.
Белдо несколько раз начинал открывать рот, но тут же кренился под тяжестью щепки, давившей на него всякий раз, как он пытался солгать. Наконец старичок сдался:
– Ребенок же сам не может никуда пойти! Вот и нужно было стронуть вас с места! Клянусь, вреда ребенку никто бы причинять не стал! Он нужен Гаю, не мне. Я добрый, я люблю детей… Ай… Эта дрянь сломает мне ключицу!
Щепка перестала давить, и Белдо перевел дух.
– А охотничий эльб, превратившийся в коляску?
– Это все Гай! Клянусь! Смотрите: я правду сказал! Щепка подтверждает!
– А если мы останемся? – перебил Ул. – Если вцепимся в Копытово, как солдаты в последний рубеж обороны?
Дионисий Тигранович тревожно заерзал. Ему ужасно не хотелось отвечать.
– Не получится остаться, – сказал он мягко и почти виновато. – Вы же видите, что ваш ребенок слабеет? И не череп тут виноват, и не эльб… Умоляю: не надо сверлить меня взглядом! Я не главный негодяй мироздания! Просто ваш ребенок… ему нужно что-то из другого мира… Что именно? Этого я не знаю. Быть может, закладка из тайника или просто побывать в Межгрядье.
Тут Белдо напрягся, точно и сам не знал, солгал он или нет, но щепка лежала на плече спокойно и не дрожала.
– Где этот тайник? – спросил Родион.
– В Межгрядье. Там озеро, скалы и шагающие деревья…
– А в нашем мире это где?
– У озера Байкал. Точное место мы определяем, но предположение есть… Имеется там один дом с дурной славой, – жалобно выдохнул Белдо.
– Еще вопрос! Что означает «Чтоб ты там сгинул»? Ты сказал это про Тилля. Где «там»? В доме?
Белдо нервно облизнулся, косясь на щепку, караулившую каждое его слово. Однако раньше, чем он сообразил, как выкрутиться, кто-то, подкравшись сзади, двинул Кузепыча по затылку. Тот мешком свалился на землю, и в ту же секунду на Ула направили пистолет. Ул увидел красное лицо и бугристый нос Птаха, который, увидев в окно, что происходит, вооружился и подкрался к ним. Сгрудившись вокруг Белдо, шныры не выставили охраны и были теперь за это наказаны.
– Не двигаться! Шеф, бегите! – взревел Птах.
Белдо, надо отдать ему должное, сориентировался мгновенно. Он смахнул с плеча щепку и бочком проскочил между Улом и Родионом, без всяких церемоний наступив на грудь бесчувственному Кузепычу.
Птах, оставаясь на месте, продолжал держать Ула на прицеле.
– Если ты в него выстрелишь – я тебя прикончу! – сквозь зубы предупредил Родион.
– Спасибо, что предупредил. Тогда я первым застрелю тебя! – спокойно сказал Птах, переводя пистолет на Родиона.
И, похоже, он действительно застрелил бы Родиона, но на голову ему опустилась зубочистка с каплей зеленой краски. Эту зубочистку нежно, двумя пальцами, далеко отставив все остальные, держал Рузя – их забытый «засадный полк». Птах рухнул на оглушенного им Кузепыча.
– Рузя! Ты герой! Ты вырубил его зубочисткой! – похвалил Ул и тотчас, не теряя времени, кинулся к улепетывающему Белдо. В прыжке, достойном вратаря, он преодолел половину разделяющего их расстояния. Дионисий Тигранович, ощутив погоню, остановился. Родиону, внимательно наблюдающему за ним, не понравилось, как повела себя его левая рука. Между ее пальцами точно облако сгустилось. Действие грибов-трухляков ослабевало.
– Осторожно! Магия! – крикнул Родион.
Метнувшись в сторону, Ул успел уйти от тускловатой, не до конца вылепленной шаровой молнии. Белдо, судя по мелькнувшей на его лице досаде, не был доволен ни своим промахом, ни силой не до конца вернувшейся к нему магии. Не делая новых попыток атаковать Ула, он резво бросился к начерченной на стене дома двери и исчез за ней, бросив на произвол судьбы Птаха и Младу с Владой.
– Одурачил нас дедок! Надо и нам уходить. Скоро он вернется с подкреплением!
Коснувшись льва, Родион стянул в сторону Птаха, перекинул через плечо грузного Кузепыча и скорее, пока лев не разрядился, побежал к автобусу. За ним спешили Ул и Рузя. Вскоре они уже гнали по Садовому кольцу. За рулем сидел Ул. Кузепыч пришел в себя минут через десять, долго трогал свою голову и ругался, толпами выпуская на волю якорные пни и угрожая Птаху страшной местью.
– Рузя уже отомстил. Птах получил по голове зубочисткой! – успокоил его Ул. – А если и дальше продолжит влезать, получит по голове ватной палочкой. И не надо улыбаться! Шныровская ватная палочка – это крайне серьезно.
Кузепыч засмеялся, но тотчас охнул от боли.
– Ну как успехи? Что-то выяснили?
– Да… – отозвался Ул. – И немало.
Глава четырнадцатая
Дрессировка Вадюши
Однажды в гримерке главного телеканала сидели философ, популярная певица и известная актриса. Было жарко, душно, кондиционер не работал. Съемки задерживали. Все трое надоели друг другу и ругались.
– Вы же красавица! – сказал философ актрисе.
– А вы гений! – съязвила актриса.
– Пик-пик! – замахала ручками певица.
– Девушка, не пищите, пожалуйста! – хором рявкнули на нее философ и актриса.
– Погодите! Сейчас еще богатырь придет! Только умоляю: не улыбаться, а то у нас вся передача по сценам расписана! – вяло сказал жирный ведущий, поворачиваясь спиной, чтобы ему затянули корсет.
В гримерку заглянул режиссер.
– Как вы, ребята? Живы? Микрофоны всем надели? Быстрее! Свет! Камера! – крикнул он.
И все кинулись в студию. Актриса мгновенно стала красавицей, философ рассуждал весело и умно, певица брала верхние ноты, богатырь гнул гвозди, а ведущий был изящен и мил.
Йозеф Эметс, венгерский философ
Вадюша с утра до ночи занимался новичками. У новичков было две пары утром, затем пегасня и боевой пилотаж, который по очереди преподавали Ул с Родионом, потом еще две пары. История, теория, законы первошныров, болотоведение, сравнительное эльбоведение. Устройство шнеппера и арбалета преподавал Макс. К счастью для новичков, он так сильно заикался, что много записывать не приходилось, а больше приходилось просто стрелять из чего угодно и куда попало.
