«проба проба странно говорить чужими голосами сознание просачиваться вдруг мы не совсем однако тут вот где здравствуйте кто не спрятался тот виноват но это сотрудничество не вражда выживает не сильнейший а кто выжил достигнуто взаимопонимание».
Пока Ул пытался понять смысл, Яра коснулась его руки, показывая на стену напротив. Ул повернулся, и у него перехватило дыхание. Вся стена точно узором была покрыта причудливыми буквами. И эти буквы были уже не вырезаны, а словно вытравлены кислотой.
«Это не не ненеловушка а парадокс мы слились в одном и не за что ездила добро в этом доме у живущий людей имеется счастье но не имеются люди иногда порой частный случай что такой не выжить как называется внезапно ничего незачем бояться уже совсем все друзья слон заинтересован Ваше удовлетворение – это наш успех я хотел инстинкт без ключа, но важная составная часть движение кроме в том числе исходя из однако но вы не выживете но мы желаем удача то есть хороший доброжелательный подход с наилучшими пожеланиями ваши».
– Ты понял, кто это написал? – шепнула Яра, дрожа.
– Да что тут понимать? – мрачно ответил Ул. – Тут и понимать нечего! С наилучшими пожеланиями наши…
Илья продолжал хныкать. В центре комнаты пол был проломлен. Рядом стоял стул со сломанной спинкой. Яра смутно припомнила, что Коря что-то говорил про стул, но что именно – забыла. И ей вдруг подумалось, что неплохо было бы сесть, потому что стоя кормить ребенка неудобно.
Яра шагнула к стулу, но вдруг остановилась и окликнула Ула:
– Посмотри на Илью!
Илья, которого Яра держала лицом от себя и непрерывно покачивала, со странным вниманием таращился в пустоту над стулом. И тут стул вдруг шевельнулся. Яра взвизгнула. Что-то скользкое, страшное, не столько видимое, сколько угадываемое, возникло из дыры в полу, обвило Яре ботинок, дернуло и без усилия поволокло ее в пустое пространство над опрокинутым стулом.
Яра испугалась не за себя, а того, что малыша затянет с ней вместе.
– Илью! Возьми Илью! – закричала она Улу.
Но Ул совершил нечто строго противоположное. Не пытаясь взять в руки сына, он деловито извлек саперку и с силой ударил по отростку, затягивающему Яру. Саперка была отточена как бритва. Уже после третьего удара тянущее Яру щупальце, истекая слизью, метнулось в пустоту.
Отбросив саперку, Ул извлек шнеппер и дважды выстрелил – вначале из одного ствола, потом из другого. Первый выстрел в цель не попал. Пнуф врезался в стену, полыхнул и проделал в ней дыру размером с арбуз. Второй же пнуф внезапно лопнул в мнимом воздухе где-то над стулом. Ул услышал звук, похожий на вой, и увидел внешние границы вспышки.
На крики Яры из соседней комнаты прибежал Коря и замахал своей зубастой дубинкой над проломом. Ул видел, как дубинка замедляется, точно проходит через что-то вязкое. Кроме того, на краткие мгновения, что она проносилась над пустотой, дубинка словно исчезала. Наконец Коря опустил руку и деловито оглядел повисшую на дробящих камнях дубинки слизь.
– Было двое. Одного подранил ты… Другого уже я… Теперь они ушли! – объяснил он.
Ул сидел на корточках возле Яры, осматривая ее ногу. Яра пока не решалась сама посмотреть на нее и тихо охала. Коря наклонился.
– Обойдется. Кости целы. Но вот ботинок я бы снял и выбросил… – сказал он.
Яра подтянула к себе ногу. Ее добротный десантный ботинок расползался как мокрая туалетная бумага. Торопясь, она передала Илью Улу и принялась избавляться от обуви, не прикасаясь к слизи.
Коря одобрительно кивнул.
– Хорошо, что ботинки крепкие и подъем высокий. Будь ты в обычных кроссовках – ногу бы не спасли… Как ты вообще его увидел? – спросил он у Ула.
Ул приподнял Илью, показывая его Коре.
– Он увидел?! Не ты?! Во дела! – восхитился Коря. – Прям углядел?
Ул перезарядил шнеппер.
– И чудо былиин! Пнуфы как-то не так взрывались… Первым я вообще промазал, хотя бил в упор. Что-то тут не то с пространством! – пожаловался он.
– Ясное дело! – отозвался Коря. – Здесь же заплатка.
– Чего?
Коря повертел головой, соображая, как бы получше объяснить:
– Заплатка. Эльбы ставят, чтобы проходы свои прикрывать… Дыру в стене от своего пнуфа видишь?
– Вижу.
– А теперь сместись!
Коря легонько толкнул Ула, сдвигая его с места, и Ул сразу понял, о чем он говорит. Дыра в стене, появившаяся от взрыва первого пнуфа, исчезала, если смотреть на нее под другим углом. Ощущение было такое, точно кто-то тщательно вырезал часть фотографии и наклеил ее на воздух, создав декорацию. Наклеил тщательно, но освещение в комнате постоянно менялось, играли тени, света в комнату пробивалось то больше, то меньше, а заплатка оставалась неизменной.
Боброк окликнул их из другой комнаты:
– Располагаемся! Нам еще здесь долго сидеть. Ждем ночи и луны.
– Мистика и «колдуйбабки»? – поддразнивая, спросила Фреда, зная, как венды с пнуйцами относятся к магии.
– При лунном свете лучше видны ловушки эльбов. Лунный свет дробится, с разных точек в окно падает, от стен отражается… Заплатки проще находить.
Глава восемнадцатая
Место временного шнырообитания
Все плохие вещи всегда начинаются хорошо. Потому что если бы они начинались плохо, никто бы и не влипал. Мышеловка тоже поначалу представляется вкусненьким кусочком сыра.
Из дневника невернувшегося шныра
На время основным местом шнырообитания (а заодно пнуйце-, драконо- и гиелообитания) стал бывший домик охраны. Его окна ощетинились арбалетами. Макс как курица-несушка перелетал от одного арбалета к другому и довольно квохтал, кучками снося запасные болты. Пнуйцы уселись на пол и вытянули ноги.
Рина потирала лоб пушкинским перстнем. Ей это нужно было для успокоения. Уж больно тут все было непривычно. «Пе-ре-груз, пе-ре-груз!» – мигала лампочка сознания. Творчество же, как известно, лучший способ переработать стресс в компактное сумасшествие.
Рядом с Риной на продавленном диване сидел Долбушин – типичный человек в футляре, захлопнутый, с каменным лицом. Временами он выглядывал из своего футляра – и сразу прятался в нем со щелчком крышки. И еще Рину волновало, что отец выглядел плохо. Дважды она уже услышала от кого-то шепот про слизь эльба в ране…
Тут же рядом сидел и Сашка. На коленях у Рины и Сашки, вытянувшись во всю длину, возлежал Гавр и изредка громко зевал. Рине и Сашке приходилось в четыре руки делать Гавру жесткий массаж – играть на его спине как на пианино. Только при этом условии Гавр соглашался оставаться мирным, спокойным существом. Если массаж становился менее жестким, Гавр моментально начинал носиться. Столько вокруг новых интересных людей! А в руках у некоторых еще и еда, которую люди почему-то всегда роняют, если нестись прямо на них и щелкнуть зубами где-то в районе их уха.
