— Ладно, — говорю. — Убирайте дальше, — и убредаю на свежий воздух, перекурить и передохнуть, хотя знаю, что зря. Дверь еще не закроется, а они уже все побросают и побегут проверять свой бесценный мешок. Не расползся ли он.
В коридоре четверо бездомных Крысят сидят у порога. Как бедные сиротки в зимнюю ночь.
— А когда это все закончится?
— Когда можно будет вернуться?
— Почему так долго?
— Терпение, Рыжий, терпение, — говорю сам себе погромче, и это их ненадолго затыкает. Воспользовавшись паузой, сбегаю в Кофейник. Хотя это ничего не гарантирует. Захотят, припрутся и туда. Был бы я их отцом, давно бы всех передушил. Сплошное нытье и прыщи, такое кого хочешь сведет с ума.
В Кофейнике девичник. Шестеро ходячих. Заняли всю стойку и общаются. Три девы только-только с уборки. Рабочий пот на лбах еще не обсох. Говорят, судя по приглушенным вскрикам, о важном. Обтянутые блестящими шортами зады покачиваются, как хвосты у нервничающих кошек. Кроме них народу всего ничего. Мертвец с книжкой и Локатор дремлет в коляске.
— Греби сюда, — кричит мне Мертвец. — Шевели ластами! Я для тебя место держу.
Свободных мест навалом, так что у него это чисто по привычке кричится. Подхожу и сажусь рядом, и сразу же все девицы оборачиваются и замолкают с нехорошим блеском в глазах. Как будто только меня и ждали.
Мертвец вертит головой, не понимая, в чем дело. Холодная пауза на две минуты, потом, как выстрел, стук стакана о стойку.
— Вот так вот, — громко сообщает Габи. — Загубленная я теперь навеки. Из-за этого ублюдка.
Я хотел чего-нибудь выпить, но под их взглядами передумываю. Запросто можно поперхнуться.
— Что такое? — спрашиваю, потому что по всему выходит, что ублюдок — это я.
— Он еще спрашивает! — гудят голоса поддержки, а Длинная сваливается со стойки и ковыляет ко мне, чудом не сваливаясь с каблуков.
— Скотина, — выцеживает сквозь помаду. — Беременная я, вот чего!
Даже Локатор проснулся. Цирк, одним словом. А мне вообще-то и в Крысюшнике хватает истерик без поводов.
— Ладно, ясно, а я тут при чем?
— При чем? — со свистом переспрашивает Габи. — Может, еще скажешь, это не твои Крысы поганые постарались, не ты сам, кобель недобитый!
— Давай-ка, катись отсюда, — советую, чуя, что выкатываться, скорее, придется мне самому. И встаю. Не драться же с ней.
— Нет, ты не смоешься! — вопит Габи, подскакивает и отвешивает мне затрещину. Такую полновесную, что у меня чуть голова не отваливается. Еле успеваю поймать маскировочные очки. Девицы за стойкой радостно гудят.
Я возвращаю пощечину прежде, чем понимаю, что ради чего-то такого все и затевалось.
Габи запрокидывает башку и визжит, пронзительнее, чем впивающееся в стену сверло электродрели. Девы подхватывают этот ведьминский вой и отпадают от стойки, одна, вторая, третья, как перезрелые поганки, вот только поганки после этого не кинулись бы на меня.
Вскакиваю и заслоняюсь от них столом. Пара каблуков с лету врезается в него. Азартно сопя и толкаясь, девы пытаются преодолеть преграду, здорово при этом друг другу мешая.
Локатор на заднем плане быстро правит к выходу. С высунутым от спешки языком. Очень стараясь стать невидимым. Ехидна карабкается на стол, остальные ее стаскивают. Все под непрекращающийся ультразвуковой визг.
С ума можно сойти! В какой-то момент я начинаю ощущать себя самой настоящей крысой. Которой вот-вот переломят хребет каблучками, а потом, не переставая визжать, размажут по паркету. За что? Ни за что. Главное, это будет очень больно.
Стол врезается мне в живот и едет вперед, оттесняя к стенке. Задвигают в угол. Упираюсь в стену задом и торможу его, в этот момент меня хватают за волосы и чуть не отрывают голову от шеи. Теперь уже я тоже повизгиваю.
— Да вы что, сдурели?
Это Мертвец. Совершенно напрасно подавший голос. Потому что меня загораживает стол, а его — нет. И ему сразу показывают, в чем тут разница. Я спасаю свой скальп ценой клока волос, а Мертвец ошалело отбивается от пинающих ног и рвущих когтей, пока не оказывается на полу.
Выскакиваю из своего загона и бегу к нему. В любой другой ситуации я бы не побежал, потому что Мертвец — не тот, кто нуждается в чьей-то помощи. Его иногда даже скорпионом называют, потому что на вид он такой же прозрачный, а во всем остальном настолько же безобидный, но сейчас я не уверен ни в чем, кажется, все-таки скорее девицы убьют его, чем наоборот. В Кофейнике уже уйма народу, и кто-то подоспел к ним раньше меня. Это хорошо, потому что мой забег прерывается на полпути вцепившейся мне в лицо Ехидной.
Дальше трудно понять, кто кого мордует и за что. Сплошное месиво из тел, переворачиваются какие-то коляски и столы, девчачий визг достигает невиданных высот, и, как апофеоз, врываются Шериф с Черным Ральфом.
Чего и следовало ожидать. Удивляет только, что бардак на этом не заканчивается. Наверное, это от того, что девам, по большому счету, наплевать на наших воспитателей. Своих старух они побаиваются, а про наших стариков точно знают, что, во-первых, те их и пальцем не тронут, а во-вторых, не устроят им холеру задним числом. Так что дрыготня продолжается, правда, недолго, потому что вскоре появляются и девчачьи укротительницы.
Последние две-три минуты я в ней не участвую. Сижу под стойкой, пытаясь понять, что за неприятный хруст раздался, когда кто-то наступил мне на руку, и почему в ушах шумит, а предметы вокруг раздваиваются.
— Эй, Рыжий, ты в порядке?
Меня легонько встряхивают. Я смотрю на Рыжую, пока два ее очень розовых лица не сливаются в одно, и тогда отвечаю, что да, в порядке, хотя и не совсем.
Кофейник выстлан телами и осколками. Тела все вроде живые, во всяком случае, шевелятся, а мир вокруг необычно яркий и красивый, я не сразу понимаю, что это оттого, что я смотрю не сквозь зеленые очки. Искать их даже не имеет смысла.
Микроб скулит посреди комнаты, придерживая челюсть. Конь пытается его поднять. На третьей попытке к нему приходит помощь в лице Москита, и две черноспинные фигуры торжественно выводят третью под локти. Братство Логов — трогательное зрелище.
— Они все скоты! Скоты! Не люди!
Рептилия Крестная увозит коляску с рыдающей Бедуинкой, на ходу выдирая у нее из ручонок что-то вроде кистеня. Ну вот при чем здесь Бедуинка? Ее-то кто обидел?
— Что случилось? — нетерпеливо спрашивает Рыжая. — Ты объяснишь или нет?
— Кто бы мне что-то объяснил. Я бы такому умнику подарил свой любимый вентилятор.
Встаю, ощупывая действующей рукой корсет — не треснул ли. А его нет и в помине. И я холодею, вспомнив, что не ношу его уже две недели с лишним. То есть все это время я тут пропрыгал с незащищенным хребтом. От этой мысли мне делается совсем худо.