Молодая женщина удивленно смотрела на стену.
– Матерь Божья.
Кекс потер ноющее ухо и стал пробираться вперед, пока не оказался рядом с ней. За сломанными панелями открылся отсек прямо перед той, напоминающей карту, штуковиной, к которой он пытался подобраться ближе, и она оказалась побольше и куда детальнее, чем он мог разглядеть в слабом свете фонарика.
То был огромный, подробный поэтажный план, изображающий каждое помещение, водопровод, трубы и часть проводки, а все вместе походило на старый военный складской комплекс. Сотни лампочек, дотошно расставленных по схеме, отмечали бог знает что, но с тех пор их все деактивировали или они просто перегорели.
Кроме одной в нижнем правом углу. Она-то и пульсировала белым светом синхронно с сигналом на соседней панели.
Кекс приблизился к схеме, пинком отбросив куски гипсокартона, и начал продвигаться обратно к стойке регистрации. Наконец он встал плечом к плечу с Наоми. Она озабоченно посмотрела на него.
– У тебя ухо кровоточит.
Он потянулся к правому, но она говорила про левое.
Она протянула парню бумажную салфетку из пачки «Клинекс», которую всегда носила с собой, аккуратно вытерла его кожу, сложила салфетку вдвое и прижала.
– Держи так.
Он послушался. И взглянул на нее.
Никто не перевязывал раны Кекса с тех пор, как ему стукнуло одиннадцать. У него почти выступили слезы. Он даже почувствовал укол, когда первые из них начали предательски собираться в уголках глаз. Это было последнее, в чем он сейчас нуждался – разреветься прямо перед ней, что с ним вообще?
– Что с тобой? – спросила Наоми.
Ничего от нее не скроешь.
– А?
– Ты в порядке?
– А, да больно просто. Ничего особенного. Царапина.
Она уставилась на карту.
– Гляди!
Наоми наклонилась к ней через пролом в стене и стала осторожно скользить по схеме руками, начав с изображения первого этажа.
– Как много этажей вообще должно быть здесь?
– Три. Основной и два подземных.
– Но, похоже, их шесть. И они вели слежку.
– Да, это военный склад, еще со Второй мировой остался. Оружие всякое. Правительство все почистило и продало лет двадцать назад.
– А внизу они, должно быть, все запечатали. – Ее пальцы добрались до нижних уровней. – Об этой части они очень беспокоились. Видишь, сколько датчиков?
Она права. Максимальное количество лампочек находилось как раз на нижних трех уровнях, дополнительных этажах ниже наземного.
SB-2 и SB-3 оказались действительно запечатаны, и их огоньки не горели. Единственная лампочка мигала на самом нижнем этаже SB-4. Но было и пустое пространство на карте, сантиметров шестьдесят между SB-3 и SB-4. Тонкие диагональные полосы сообщали, что между ними лежал пласт земли.
Кекс прищурился.
– Кто строит подвальный этаж на тридцать метров ниже остальных? Тебе сначала надо выкопать громадную яму, залить пол бетоном, а потом заполнить верх. Что за бессмыслица.
– Хочешь спуститься и посмотреть?
Он удивленно уставился на нее.
– Но как? Он ведь запечатан.
– А вот так, – Наоми указала на дальний левый угол карты, где от SB-4 поднималась тонкая вертикальная колонна, проходящая через толщу земли и огибающая края других подземных уровней.
Она была узкой, со штриховкой, заполняющей пространство между параллельными линиями.
– Что это?
– Трубчатая лестница.
– Как ты догадалась?
– Она в форме трубы и выглядит как лестница. Как иначе они бы спускались вниз? – Она ткнула пальцем в штриховку. – Вот и ступени.
Кекс был впечатлен.
– Ты должна поступить в колледж, верно? Будет обидно, если нет.
– Я постараюсь.
– Тогда тебе должно хватить мозгов не спускаться вниз.
– Хватит, – улыбнулась она. – Я давно так не веселилась. Пусть это будет мой выходной.
– Господи. Ну и ну. Ты что, вообще наружу не выходишь?
– Нечасто.
– А как насчет пивка?
– Я не пью.
Он настаивал:
– Ну, одну банку-то пропустить. Не повредит.
– И это означает, что я выпиваю.
– Ты никогда не выходишь наружу пропустить по кружечке?
– По-моему, мы отошли от темы.
Но Кекс был упрям.
– А как насчет кофе?
– Я думаю, ты забавный. По крайней мере, ты начинаешь быть забавным.
– Я? Да я само веселье! Правда, ты только что призналась, что твое самое большое развлечение за много лет – выломать стену на работе.
– Ага. Любопытства у меня не отнять.
И Наоми сфотографировала схему.
– Круто. Да и я как бы не против помочь. Ты посмотрела на меня своими глазищами и попросила меня, чтобы я проломил стулом стену, и ты понимаешь, я просто послушался, и тогда ты сказала: «Пожалуйста, пролезь в дыру и посмотри, как и что», и я так и поступил, ок, но вдруг ты подходишь ко мне и говоришь: «Чувак, спустись по трубчатой лестнице на жуткую глубину в закрытую зону какой-то правительственной конторы и узнай, почему датчик термистора до сих работает», и вот теперь мне, похоже, надо остановиться и пораскинуть мозгами, правда?
Наоми на секунду задумалась.
– Тебе нравятся мои глаза?
– Пожалуй.
– Очень мило.
– Я имел в виду, что меня легко уболтать на всякое, и поэтому у меня проблемы. Люди подходят ко мне и несут бред вроде: «Жди в машине и не выключай двигатель, я сейчас быстренько слетаю, проверну одно дельце» или «О, мы должны помочь тому чуваку в Дусмане», и я отвечаю: «Да, ок, я направлю ствол себе в ногу и нажму на курок, я же это должен сделать?» Бум! Ой, я отстрелил себе палец, надо еще разок попробовать? Но я провел кучу времени, работая над собой и разговаривая с умными людьми, и научился спрашивать, что хорошо для меня, а что нет, и не сразу, как раньше, нырять с головой в дерьмо. Вот так. Я думаю.
– Я понимаю. И уважаю это.
– Знаешь, как важно научиться говорить людям, чтобы они отвалили, и понимать, что тебе не нужно с ними связываться. Теперь я кое-чему да научился.
– Я не уверена, что смысл именно в этом.
Но он свирепо таращился на нее, поэтому она замолчала и решила сменить тактику.
– Извини. Я поняла, что с тобой происходило много нехороших вещей. Я была не слишком-то терпелива.
