* * *
Когда я вернулся с работы, опять не встретившись с Колосовым, на моих наручных «Frederique Constant» было около двух часов дня, а в квартире был разгром.
Упавшая с вешалки Иркина куртка выглядела убитым человеком-невидимкой с оставшимся невидимым голым низом. Одна его рука тянулась к ложечке для обуви, а вторая, видимо, так и не успела выхватить из поваленного набок высокого желтого ботинка «Caterpillar» какое-то секретное оружие.
Мохеровый шарфик, из которого я сделал лежанку для Джина, сполз с подоконника — видимо, пытался помочь человеку-невидимке, но неудачно, не дополз. Его Мохеровая Пушистость была придавлена Иркиным тапочком, пошитым в виде щенка с черными пластмассовыми глазами. Один глаз болтался на честном слове, и на эту неприятность с табурета с сожалением взирал щенок на правом тапке, у которого с глазами все было нормально, но начинала отрываться подошва.
Походная сумка, которую Ирка брала в Москву, стояла наполовину выпотрошенной. С ее борта свисал фен — то ли пытался выползти сам, то ли решил повеситься на собственном шнуре, не вынеся разыгравшейся здесь трагедии.
Если бы не громкий голос телевизора из гостиной, я бы решил, что квартира пережила налет. Ведь чего-то подобного я и ожидал от Свина. Но просматривающийся фрагмент кухни с грязной посудой и тремя бокалами в молочных потеках от «Бейлиза» с подобным предположением согласен не был.
Я избавился от обуви и одежды тоже не особенно аккуратно и вошел в гостиную, всем своим видом являя неудовлетворенный знак вопроса.
Ира пила в обществе моей сорочки и собственных слез, отстраненно поглаживая спящего Джина. Телевизор создавал фон для этого эмоционального всплеска, вещая о проблемах сельского хозяйства области. Котенку было наплевать на громкость, он уютно посапывал на ногах у хозяйки.
Она молча ткнула пальцем в грязную сорочку, немых вопросов в квартире стало два. Меня приятно окатило этим олицетворением ревности, и сердце сжалось от теплой жалости к нам обоим. Эх, если бы оба наших подозрения были одинаково беспочвенными!
На какое-то время даже показалось, что все так и обстоит. Ведь никто не говорил, что та информация, обладателем которой я стал по вине Джина — истина в последней инстанции. Может, этого вовсе и не было?
Я сел на край кресла напротив дивана и посмотрел в заплаканные глаза Ирины. Женщины сильны своей красотой и своими слезами. Второе я предпочитал не видеть… и не являться их причиной. Потому что чувствовал себя злобным троллем, укравшим у ребенка любимую игрушку.
— Че на чем? — она старательно не смотрела на меня.
— Шутка, — проскрипел я пересохшим горлом. — Мишка и Жорик устроили, еще в прошлую пятницу. Ни одна женщина, кроме тебя, не касалась моей рубашки и меня самого за последние полгода.
Ирина перестала всхлипывать, пытаясь уловить хоть малейшую примесь лжи. Она знала, что я не умею врать.
— Правда? — она сказала это, уже поверив в мои слова.
— Правда. Можешь у них самих спросить — хоть прямо сейчас, чтобы я не успел никого предупредить.
Она шмыгнула носом, вздохнула и набрала Жорика.
— Георгий Константинович? Это Ира… у меня к вам вопрос по поводу прошлой пятницы… да, помада… до сих пор не постирал, — она стрельнула в меня красными от соли глазами. — Да, спасибо, извините, — тут же набрала Мишку.
— Привет! Ты ничего не хочешь мне рассказать?.. Не о чем, а о ком — о тех девицах, с которыми вы познакомились, пока я соленьями и зимней одеждой дома запасалась… Не знакомился? То есть его просто так целовали, анонимно?.. Да, розовой… придурки!
Ирина была готова к примирению — как быстро восстанавливается человек, если по жизни все складывается наилучшим образом. Она хлебнула остатки ликера, опустив на пол Джина и поджав под себя ноги, и уставилась на меня, поигрывая пустым бокалом в ожидании коленопреклонения. Я и впрямь бы так поступил, если бы не одно но. Так как прожил я с этим «но» несколько дольше, чем Ирина со своим, и от этого оно стало гораздо больше похоже на «увы» или «ого», я не торопился. Встал и полез в открытый посудный шкаф, из которого она доставала по очереди бокалы.
В хрустальной ладье обнаружилась высохшая донельзя сигарета, неизвестно кем и для каких целей сюда положенная. Я начал вертеть ее в пальцах, а она отзывалась заманчивым хрустом. Моя реакция Ире не понравилась…
ГЛАВА 31
Про истерический поход к Дону
И тут он тоже замолчал,
потому что заплакал…
Антуан де Сент-Экзюпери,
«Маленький принц»
Моя реакция Ире не понравилась, а когда я спросил, был ли в этой квартире Колосов, голос девушки дрогнул, говоря «да» и объясняя, по какому именно поводу нашу обитель посетило начальство.
Повод был вполне уважительным и безобидным, о чем клятвенно заверяли приподнятые в удивлении тонкие брови. И все-таки что-то мне не нравилось. Может быть, я начал чувствовать фальшь, даже старательно спрятанную настоящим мастером?
— А скажи, к работе ли только имели отношение слова «Ты все… сделаешь… правильно?» — я старался сохранить интонацию Колосова.
Видимо, фраза не очень запомнилась Ирине, она уставилась на меня, не понимая, чего вообще от нее хотят. Она лихорадочно вспоминала и, оторопев, вспомнила, что именно говорил шеф, забираясь ей под юбку в тот самый момент, когда я произнес:
— Или «Нагнись, моя хорошая, вот так…» — я поражался, насколько легко вошел в роль возбужденного Колосова.
Лицо Ирины исказилось гневом, но брови оставались в удивленной приподнятости. На ее щеках, и так уже румяных от выпитого ликера, проявились яркие пятна, и моя любовь уронила бокал:
— Ты что, в квартире жучков натыкал? Придурок компьютерный, быстро отдал мне эту запись!
Это был мой приговор. Раненая любовь, которую я на своих руках тащил последние три дня, умерла, когда были озвучены «жучки». И у «придурка» опустились руки, предавая бездыханное тело земле. По этому когда-то красивому и желанному для многих людей телу тут же заметалась босыми ногами с безупречным педикюром и розовыми пятками моя бывшая вторая половинка. Муж и жена — одна сатана, даже если они не расписаны. Теперь, похоже, Ирина была одной сплошной Сатаной, невольно лишив меня личной дьявольской составляющей.
Она брызгала слюной, забиралась на стулья — искала жучков. Конечно же, в то, что их нет и не было, Ирина мне не поверила. Да и как еще можно было воспроизвести то, что происходило между двумя людьми в закрытой квартире? Ей грезились кошмары, в которых она занимала топ-листы порносайтов, и она с ужасом прорисовывала осуждающие лица родителей и родственников, а также ухмыляющиеся и приценивающиеся — знакомых парней. И еще презрительные — женские.
Видимо, это несколько отрезвило ее, и поток ругательств прекратился. Опасно злить человека, обладающего такой убойной записью. Иначе все ее кошмары станут явью.
