В связи с тем, что Свин соврал, будто на сбор денег необходимо какое-то время, встречу с просмотром видео и последующим его выкупом назначили на среду, 23 ноября. Провести ее решили в людном месте, и хитрый толстяк предложил кафе «У Рыцаря». На что Вадим, выпустив густой сигарный дым в лицо Борису Михайловичу, улыбнулся и выбрал одну из сетевых кофеен в центре. Свин должен был прибыть туда без охраны к часу дня с дипломатом купюр по 100 евро.
Свин даже не был зол, когда шел к своей машине. Он был напуган.
* * *
Сон был ярким и четким, словно жизнь без наркотиков. Мы что-то делали с Ирой за одним столом, причем стоя. Друг напротив друга. То ли пельмени лепили, то ли деловые бумаги разбирали и разговаривали. Это совершенно не важно. Она случайно меня задела, и я в шутку бросил:
— Грубиянка!
Она заканчивала фразу и не сразу среагировала. И только через целых 3, а то и 5 секунд деланно возмущенно воскликнула:
— Я грубиянка?! — и бросилась за мной вокруг стола с твердым намерением отшлепать. Я, убегая и давясь от смеха, успел припомнить ей эту паузу:
— Нет! Ты — тугодумка! — и рванул в другую комнату. Она догнала меня там, мы обнялись — как-то чересчур нежно, но совсем не как любовники, хоть и целовались — или я просто слизывал ее слезы? Она с болью в голосе произнесла:
— Ты моя шишка. Мне хочется больше уделять тебе внимания. Потому что сам ты себя жалеть не можешь…
Я подумал, что шишка — это из-за того, что я на видном месте и ей больно от меня. Но узнать правильность моих выводов мне не довелось. Зазвенел будильник. Я проснулся, хотя все еще находился всем своим существом в ее объятиях, безумно ласковых, но при этом абсолютно не сексуальных. Было ясно, что чувства переполняли и ее. Правда, это была не любовь. Точнее, не страсть и не желание, а что-то вроде ответственности за тех, кого мы приручили.
И еще, у нее был какой-то странный акцент — он легко узнавался, был приятен, и его вполне можно было бы вписать в графу особых примет. Акцент чувствовался в каждой фразе — сначала сила голоса нарастала, а с середины фразы с такой же скоростью затухала. Это было как езда на горках. И на этих горках я бы катался всю оставшуюся жизнь. Даже если во фразе было всего одно слово, состоящее из нескольких слогов, оно тоже подчинялось этому закону, иногда даже казалось, что Ира с ловкостью опытного фокусника делает в слове два ударения, и это было очень мило. Потому, что больше никто не умел так говорить. И потому, что это была Ее особенность…
Пробуждение прошло больно. Разница между нашими текущими отношениями и теми, что были во сне, не хотела помещаться в голове. Безумно хотелось позвонить Ирке и начать все заново. Просить прощения, прощать самому, глотать свои слезы и слизывать ее.
Хорошо хоть вовремя очухался какой-то изначальный хохмач в моей голове, выдувший огромный переливающийся мыльный пузырь с надписью «Недостаток соли в организме?», и тут же громко его лопнул неприличным звуком, разом вернув меня на землю.
Было ясно, что, если я начну развивать эту тему, депрессия вернется, и вместо ожидаемого сегодняшнего крохотного шажка вперед я сделаю два шпагатообразных шага назад. А то и вовсе разревусь и убегу в детство…
ГЛАВА 36
Ах, увольте!
— Вот она, жизнь холостяцкая.
Некому даже к черту послать.
Из к/ф «Чародеи» (1982)
Зима отменялась. Снова заметно потеплело, на улице все оттаяло. К счастью, прохождение теплого фронта не сопровождалось дождем. По мне, пусть уж лучше мороз, чем плюс 10 с капанием на уставшее настроение и бедные мозги.
Следовать принятому накануне плану я начал уже через полчаса после пробуждения. Трехкилометровая пробежка, зарядка, контрастный душ. После бритья никаких цветочных ароматов — единственно уместная неутолимая свежесть Issey Miyake, воплощенная в его гениальном «L’eau D’issey». Овсянка и кофе с сыром на завтрак.
Следующий шаг был не очень логичным. Но мне он показался красивым и — интуитивно — правильным. Идею я взял из философии единоборств, когда в бою частенько используют инерцию противника, усиливая ее в нужном направлении и таким образом лишая врага равновесия. Самым вероятным предполагаемым направлением следующего удара неприятностей по мне я считал свою работу. Должность айтишника в «Колосов и А» была единственным источником моего дохода. Кроме того, гаденыш Колосов в настоящее время был для меня тем начальником, которого я бы охотно порвал аки Тузик грелку. Причем сделал бы это в нерабочее время, абсолютно бесплатно и с превеликим удовольствием. Хоть вдоль, хоть поперек…
На работе я появился с твердым намерением уволиться, несмотря на то, выплатят бонус или нет. Однако просочившиеся слухи из бухгалтерии обещали долгожданную премию после обеда, что породило здравую мысль чуток обождать. Денег не было, а я должен был и за покраску машины, которую нужно было забирать сегодня, и Жорику, да и за квартиру платить надо было.
Настроение было полностью нерабочим. Идея собственного увольнения порубала в капусту все жалкие попытки приносить пользу и зарабатывать деньги для совратителя Ирины и его корпорации. Я сидел у компьютера, опасаясь выходить из отдела — боялся встретить где-нибудь в коридоре Колосова и разбить ему лицо. Или убить чем-нибудь. Фикусом, например. Или своим продавленным креслом. Или просто ему глотку перегрызть. Все вышеперечисленное было для меня совершенно ненужным да еще и уголовно наказуемым.
Посвященный в мои планы насчет увольнения Мишка возмутился, так как не знал большинства подробностей. А о том, что мы расстались с Ириной, из моих друзей вообще никто не знал:
— И чего? Уволишься, а потом? Ты работу другую нашел?
Крыть адекватными аргументами возможности не было, иначе пришлось бы рассказывать всю предысторию, а этого ох как не хотелось! Поэтому я просто обиженно надул щеки и отвернулся к чашке с кофе.
— Нет повести печальнее на свете, чем повесть о заклинившем Reset’e! — выдал мне диагноз Мишка и, пожав плечами, уткнулся в свой монитор.
К чему еще прислушиваться, как не к словам друзей? Немного поостыв и вспомнив в охлажденном состоянии, что не израсходовал положенный мне отпуск, я поднялся к Алине. В конце концов, уволиться я всегда успею, а пока просто уйду в отпуск. За время отдыха может многое произойти. Или падишах сдохнет, или осел помрет…
На столе шефини, как всегда, отсутствовал и намек на аккуратность. Если что и было на нем образцового, так это беспорядок. Начальница моя сидела без настроения, и я вполне смог бы поработать ее отражением, если бы как-то решился вопрос разницы полов.
Алина работала с компьютером и при моем появлении свернула программу, подняв на меня уставшие глаза. Но я успел заметить в отражении второго монитора, сейчас выключенного, что свернутая программа была обычной игрушкой — убийцей времени. Это было странно — сам я подобного за ней не наблюдал и даже ни от кого не слышал, что она способна наплевательски относиться к своему времяпрепровождению.
