Когда Коготь доложил, что за день до ареста камеры наблюдения зафиксировали Кулешова у «Кармины», Свин ужасно злостно заскрежетал зубами и излился порывом мощнейшей истерики на своего главного охранника-растяпу.
Ходившая на цыпочках и вжимавшая голову в плечи прислуга могла слышать обрывки противных хозяйских воплей:
— Хоть сам ты его компостируй!.. И чтоб я уже завтра знал, на кого он работает!.. Если до понедельника он проходит с целой башкой, я твою башку отобью!..
ГЛАВА 54
Опрометчивый шаг
Плывет пиратское судно по морю. Юнга задает вопросы старому боцману:
— А черная метка — это знак смерти?
Боцман:
— Да.
— А голубая?
— Да тоже ни хрена хорошего…
Из анекдота
Глубина скрытого от посторонних глаз хранилища оказалась несколько меньше, чем мне (да что там мне, и любому другому человеку, будь то женщина или мужчина) хотелось бы — всего каких-то 12 см. Однако, как говорят опытные женщины и оптимистичные мужчины, размер — это не главное. Главное — содержание.
Из тайника мною было извлечено: 78 золотых монет, от огромного античного статера (1 штука — грамм 150, не меньше) до луидоров 1787 года (6 штук), франков 1867 года 29 штук (по 100 франков) и немецких марок разных лет и герцогств 11 штук (по 20 марок). Плюс 22 статера Кушанской империи и 9 солидов — Римской.
А также разнообразные ювелирные украшения — от изящных браслетов и цепочек до монументального колье с бриллиантами, которое на моем диване смотрелось так же уместно, как королева Великобритании в пластиковом биотуалете.
Драгоценности вошли в мою жизнь, грубо растолкав остальные понятия о материальном благополучии и увесисто заняв свое до этого времени сиротливо пылящееся место. Они сверкали оттуда эквивалентами счастья и успеха. Сквозь инкрустированный брюликами платиновый рупор торжественно объявляли об отмене мелочных заморочек по поводу дальнейшей экономии при покупках. Ну и, конечно, отягощали ответственностью и озабоченностью свежеиспеченного мужа, которого угораздило жениться на очень красивой женщине.
Я чувствовал себя вторым воплощением Остапа Бендера и одновременно Ипполита Матвеевича Воробьянинова, которым в моей реальности наконец-то удалось завладеть сокровищами из «мебелей».
Остап во мне философски примеривай белые брюки для поездки в Рио-де-Жанейро. А Кисе, завороженному бриллиантовым дымом, чудились «грудастые дамские оркестры, беспрерывно исполнявшие танго-амапа». В общем, вполне определенно и даже с некоторым хирургическим привкусом я прочувствовал выцарапанную на моих мозгах надпись «Киса и Ося здесь были».
Богатство застало меня врасплох, словно… оно приехало всерьез и надолго, а я совершенно его не ждал. Я даже не мечтал, куда смог бы потратить такую недетскую сумму денег. Впрочем, этот пробел быстро заполнялся.
Где-то на задворках мозга крохотной лампадой мелькнула мысль о том, что неплохо бы поделиться с бывшим хозяином часов. Не с тем дедом, который мне их продал, а с тем алконавтом, который втюхал это сокровище за несложную работу.
Чтобы впоследствии не отвлекать своего читателя, скажу, что благие намерения вовсе не увенчались успехом. Василий, бывший владелец напольных курантов, в начале недели помер по причине и от следствий отравления метиловым спиртом. Очень жаль, так как был он последним представителем своей несчастливой семьи, столько лет прожившей в нищете. Бок о бок с несметными сокровищами, которые почтенный хронометр скрывал в своем деревянном прикиде…
— Это я, узнал? — голос Грума было сложно спутать с чьим-либо другим — он был до безобразия хрипат. Идеальный голос для антирекламы курения и холодного пива.
— Узнал, — осторожно протянул я в трубку, интуитивно опасаясь крупного хищника и шепотом разума обещая себе, что больше ни за какие коврижки не буду связываться с местным мафиози. Сейчас он мне сделает предложение, от которого я не смогу отказаться…
— Встретиться надо. Когда сможешь?
— Сейчас… смогу, — слова мои прозвучали неуверенно, как торжественное обещание «Всегда готов» устами пионера-импотента, только что откушавшего виагры.
— Выходи, — коротко уронил хрипатый.
Оказалось, машина Грума уже стоит под моими окнами. Бандит выбрался из «бэхи» свежего розлива в шикарном кожаном плаще и, совершенно не по погоде, в ослепительных солнцезащитных очках, на которые мне пришлось бы работать у Колосова до конца жизни.
— То, что ты мне дал посмотреть, дорогого стоит. Если бы не тот случай с моим сыном, тебя проще всего было бы… как лишнего свидетеля… Но ты, я вижу, парень порядочный. Эта сука мне руку жала. Так и зашквариться
[24] можно. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Кассету никто больше не видел. Да и у меня в последнее время какие-то провалы в памяти…
— Я знал, что ты неглупый парень. Но вернемся к нашим баранам — я не люблю быть должен. Что ты хочешь?
Я немного осмелел и хотел уже было выкрикнуть: «Дайте две!» — имея в виду свои две просьбы. Но сдержался, старался вести себя, как солидный гангстер на приеме у крестного отца.
— У меня две просьбы. Если это не сильно нагло звучит, — Грум, сняв свои дорогущие очки, бесстрастно буравил меня своими карими до черноты глазами. — Первая — не главная. У меня тут наследство кое-какое объявилось. Старые драгоценности. Реальной стоимости не знаю, светить их, консультируясь, тоже бы не хотелось. Я готов кое-что продать, но хотелось бы получить адекватную цену, а не копейки за золотой лом. Сами понимаете — жизнь сейчас не дешевая…
— Попроси денег у меня. Зачем продавать фамильные бирюльки? Я готов купить твою кассету, — он развел руками в недоумении.
— Нет. Я ограничусь просьбами, материальное вознаграждение мне от вас не нужно. Да и драгоценности — реликвия не моей семьи.
Грум приподнял бровь, и я развеял его сомнения:
— Нет-нет, не краденые. Это точно. Скорее всего, трофейные, вывезены в конце Великой Отечественной. Кому принадлежали, не знаю.
Он достал сигареты и закурил. От пачки оторвал кусок, обгрызенным коротеньким карандашом написал на ней телефон и протянул мне со словами:
— Скажешь, от меня. Лучшую цену тебе здесь никто не даст. Это не барыга, коллекционер. Деньги у него есть, — Грум снова водрузил очки на нос.
Увидев мой недоуменный взгляд по поводу убитого и почти съеденного карандаша, который никак не вязался с изысканной одеждой, настоящим Vacheron’oм на руке и очками с брюликами на неоднократно перебитой переносице, пояснил:
