— Сегодня последний день в этом году, когда праматерь смотрит на нас, — пояснил он, проводя меня мимо деревянных, стабильно недружелюбных, стражей, — рассказывай, что хотела.
— А? — прошло достаточно много времени, чтобы я успела забыть о многом. Например, о том, что планировала ему во всем признаться.
— Ведьмы. Что им от тебя надо?
Ведьмы были далеко, опасности я не чувствовала и не очень хотела рассказывать ему об одной значительной встрече с хту-наанским жрецом.
Но я обещала, а Свер смотрел так терпеливо и спокойно, что не рассказать я просто не могла.
— Говори, что у тебя за беда?
— Это не то, чтобы беда… — неуверенно начала я, но потом просто плюнула на все и рассказала, как оно так получилось, что я могу разговаривать с выходцами.
Нет, конечно, официальное объяснение моих несомненных талантов уже было озвучено еще в самом начале. Все списали на то, что я нечисть, и никто этому не удивился. А Свер просто не спрашивал. Странный он был, нелюбопытный.
Я ему об этом даже как-то сказала, на что получила весьма однозначный ответ.
— Зачем мне знать то, чего ты не хочешь рассказывать? Я чувствую, что ты не опасна, этого достаточно.
И сейчас, рассказывая ему о светлячке, я очень надеялась, что ничего не изменится, и он не пожалеет о том, что не узнал обо все сразу.
О том, что воины, в отличие от жрецов, имели более сильные тела и толстую кожу, Сверу было известно уже давно. Наи не поленился рассказать о своем мире многое, например то, что их светило почти не греет и едва светит, и, в отличие от нашего солнца, не жжется.
Но вот чего наш вожак точно не знал, так это того, что жрецы все же хотят попасть в этот мир, чтобы наконец все закончить.
Если я правильно поняла светлячка, а я очень надеялась, что не ошибаюсь, они смирились с тем, что их изгнали из этого мира, и не одобряли попыток своих воинов вернуться в него силой.
— Если они придут раньше, чем мы придумаем, как закрыть проход, то я их выслушаю, — пообещал Свер, когда я закончила рассказывать о том, с какой, собственно, целью, светлячок наградил меня переводчиком.
Меня это вполне устраивало. Хотя и были некоторые сомнения, что жрецы успеют морально и физически подготовиться для выхода в этот мир.
— Это все, конечно, замечательно, но можно я теперь задам тебе один вопрос?
Свер, удивленный тем, что я прошу разрешения на вопрос, кивнул, чуть заметно улыбнувшись.
— Что значит «последний день, когда праматерь смотрит на нас»?
— Через три дня конец года, — пояснил он, уже давно перестав удивляться тому, что я не знаю элементарных вещей. Иногда Свер забывал, что я не из этого мира, пришла сюда не так давно и мало что еще знаю. Но, как правило, помнил, что я пришлая, и честно старался все объяснить, — с концом года она уйдет на покой и проспит до первого полнолуния нового года.
— И что, вы все это время будете без защиты богини?
Поразительно, но факт: меня действительно беспокоило то, что Волчица не будет присматривать за нами аж целых несколько недель.
— У нас есть хранители, — Свер улыбался, просто стоял и лыбился, ясно улавливая все мои эмоции. Его забавляло то, как я, совсем недавно еще боявшаяся их мохнатую Мано-Аль, теперь переживаю из-за того, что она ненадолго нас покинет, — но если ты хочешь сдержать обещание и поднести ей дар, то лучше поспеши на кухню. Алис поутру ушел в лес на поиски достойной жертвы для праматери.
Пирог мне предстояло печь самой, и лучше было бы поторопиться. Потому что отказываться от своего обещания я не хотела, а все подношения Волчице делались либо на рассвете, либо на закате. А зимний закат — дело скорое.
* * *
Алис вернулся с охоты веселым. Потеряв где-то рукавицы, он нашел увесистого кабана. Пушистые уши, длинная морда, прямой хвост, он был совсем не похож на домашних, откормленных свиней. Было в нем что-то дикое, гордое, что-то такое, чего не мог скрыть даже обычный, вполне свинячий пятачок.
— Готова идти Волчицу задабривать? — с веселым нетерпением спросил бравый охотник, свалив свою добычу на крыльцо у моих ног.
— Пироги только дошли, — отозвалась я, привалившись к плечу севшего на ступеньку рядом со мной лиса, — можно хоть сейчас идти.
Кухонные девки, когда только узнали, что я собираюсь делать, с охотой вызвались помочь советом.
В итоге вместо одного пирога Волчице я тащила целых два. Один с мясом, второй с вареньем. Щедрость и сладкое праматерь очень уважала.
Алис, подозрительно бодро топавший рядом со мной, словно не замечал тяжести своей недавно еще хрюкавшей ноши и уверенно вел меня на гору. Совсем не туда, где стояло капище их богини.
Я топала следом, обещая себе не удивляться, если обычные, не обрядовые подношения, они тут делают под каким-нибудь вековым дубом.
И не удивилась. Даже когда плоский, большой камень с выбитыми на нем резами увидела, не удивилась.
Я же себе обещала.
Кабана Алис кинул у камня, выхватил нож из-за голенища сапога и быстрыми, четкими движениями, не переставая что-то бормотать, вознося славу Белой Волчице, вскрыл кабана, разворотил ему ребра и бросил на быстро набирающем цвет, от впитавшейся крови снегу с вывернутыми наружу внутренностями.
— Пироги на камень положи и сказать не забудь, кому они и за что, — велел он, отходя в сторону. Нож и руки обтирать снегом, лежащим рядом с жертвенным камнем, он не стал.
— А может ты…
Алис фыркнул.
— Яра, пироги от кого дар? От меня или от тебя? Я свою жертву принес, теперь ты свою принеси.
Дрожащими руками я уложила пироги на камне, робко пробормотав слова благодарности.
Меня душил насыщенный медный запах, я была уверена, что случайно наступила на кровавый снег, оставив свой отпечаток, и чувствовала себя ужасно глупо.
Но сделала все, как велел Алис, не в лучшем виде, но хоть как-то. Я старалась.
И оборотень остался мной доволен.
— Молодец. А теперь домой, завтра подготовка к концу года начнется. Сегодня стоит отдохнуть как следует.
Подготовкой к празднику оказались по большему счету бессмысленные метания по деревне. Вернее, они, конечно, были не совсем бессмысленные, просто мне, как девочке на посылках, казалось, что меня просто так гоняют по всей деревне. Из Кузнечного переулка в Промышленный тупик, потом на Сдобную улицу к бабе Алае, являвшейся самым лучшим пекарем всех близлежащих деревень (которых, к слову, насчитывалось аж целых три), а в довершение, чтобы совсем мне весело было, к Сверу.
К вожаку меня послали за разрешением разложить на пустыре, где сходились Глинная улица и Выделковый конец, большой костер.
