Резкая боль в руке заставила прийти в себя.
- Бери ее, - прорычал леопард, выпрыгивая из круга капища.
Елена кинулась навстречу, как только увидела наши очертания.
- Что...
- Уходим, - оборвал я ее на полуслове. - Еще вдох и проклятые боги нас уже не отпустят. - Я понятия не имею, откуда пришло ко мне это знание, просто знал и все. Клянусь духами грома, если бы была возможность, я бы побежал прочь. Но рисковать я не мог.
Не помня себя, как в тумане мы добрались до дерева. Дышать стало легче, с громким хлопком за спиной развернулись крылья. Елена согнулась пополам, жадно глотая воздух и жмурясь то ли от боли, то ли от удовольствия.
- Святая кровь, - еле прошептала она.
- Ты сможешь открыть здесь портал к феям? - сердцебиение Дианы стало еще слабее.
- Да, - вампирша уверенно кивнула, выпрямляясь. - Мне кажется, что теперь я могу все. - Она начертила в воздухе плетение и вскинула руки.
А дальше. Дальше начался бардак.
Бестолковые феи и демоны суетились вокруг нас. Они кричали, размахивали руками, о чем-то спорили, перебивая друг друга, ничего не делая, просто создавая шум. Они мельтешили перед глазами блеклыми пятнами, лишь изредка добиваясь от меня односложных ответов. Что-то требовала Сибилла, о чем-то тихо спрашивала Елена, как-то просяще звучали интонации Рика. Я не слушал.
Я так и не выпустил Обсидиану из рук. Два дня. Два страшных, выматывающих дня я держал ее в объятиях, делясь энергией, пытаясь достучаться. Дэмиан, Рик, Елена, даже Илия перерывали архивы, стараясь найти хоть что-то, хоть какую-то возможность привести ее в чувства. Вся комната была уставлена накопителями и свечами, рядом всегда находился лекарь, впрочем, он был также бесполезен, как и остальные. Мне не нужно много, лишь бы открыла глаза, лишь бы едва сжала пальцами мои руки, лишь бы ушла эта восковая бледность с лица, лишь бы один вдох сделала самостоятельно. Я проклинал, ругал, клялся, просил и умолял. Всех. Ее, богов проклятых и настоящих, духов грома, и сам Мирот. Но она так и оставалась без чувств, сломанной куклой лежать в моих руках. На ее теле не было ни одной раны, кроме содранных ногтей, ни одного синяка, ни одной царапины. Не было ни проклятия, ни наговора, ни дохленького плетения, а моя сила продолжала уходить, словно сквозь нее, способная лишь поддерживать сердцебиение, лишь заставлять ее дышать. Сухими волнами меня накрывала паника, запахом горячей земли окутывал страх. Я гнал эти чувства, как мог. Старался не думать, что-то шепча ей в волосы, целуя застывшие руки.
Стэр больше не проронил ни слова, лежал рядом и отчаянно всматривался в черты маленькой охотницы. У него не осталось сил, неразорванная нить контракта тянула из него жизнь. Он таял, растворялся на моих глазах. К концу второго дня превратился практически в размытое пятно. Прежде яркие зеленые глаза, как будто покрылись инеем изнутри. И от этого становилось еще страшнее, от этого воняло безысходностью, безнадежностью, обреченностью.
За окном воспаленным комком догорало солнце, я прикрыл глаза, слишком яркие у него лучи, слишком много света. А может, я просто устал. Слуха донесся звук вынимаемого из ножен оружия, а затем сдавленные стоны. Я напрягся, сильнее прижав к себе Обсидиану. Принюхался. Пахло лесом, хвоей и свежей водой. Меньше чем через пол вдоха дверь сорвало с петель, и в комнате показался ректор СВАМа. Мальчишка-страж висел перед ним в воздухе, дрыгая ногами, словно исполняя несуществующий танец и хватаясь руками за горло.
- Видишь, как все просто? - прошипел Дакар в лицо пареньку, а затем швырнул его в коридор. Глухой звук удара и снова тишина.
Ректор остановился, не доходя двух шагов до кровати, оглядел комнату, свечи, леопарда и впился глазами в охотницу. Он молчал долго. Слишком долго, чтобы это можно было считать хорошим знаком, подстегивая меня, усиливая страх. А потом потянулся к ней. Я отбросил его руку как ядовитую змею. Не позволю. Он не прикоснется к ней! Все во мне протестовало.
- Успокойся мальчик, - тихо, очень тихо проговорил ректор, - я просто посмотрю.
- Нет! - Рычание сорвалось с губ, я с трудом узнал в нем собственный голос.
- Так надо, - не меняя тона, так же спокойно, подозрительно спокойно. Показательно медленно он дотронулся до ее руки, на вдох закрывая глаза, а когда открыл, мешком осел на пол, уткнувшись лбом в поднятые колени. Да как он смеет?! Как может?! Гребаный урод! Я разорву его, уничтожу!
- Пошел вон! - прорычал я, а в землю ударило сразу несколько молний. Дакар не двигался, не издал ни звука, продолжая сидеть, сжимать пальцами дорожный плащ. Я сверлил взглядом склоненную макушку, а за окном продолжали сверкать молнии, от грохота грома дребезжали стекла, небо налилось фиолетово-черными кружевами облаков. У меня дрожали руки, сердце рвалось из груди, и удивительно пусто было в голове. Впервые за эти дни.
- Ты должен ее отпустить, - через какое-то время услышал я. Дакар поднял голову, поймал мой взгляд. Бледный с впалыми щеками, отросшей щетиной и воспаленными глазами.
- Никогда!
- Ты...
- Убирайся, уходи, или я вырву тебе позвоночник, достану сердце и превращу останки в пепел.
- По...
- Иди. На. Хер! - сдержаться не вышло. Плетение сорвалось с пальцев будто живое, и целый сноп молний полетел в Дакара. Через вдох я не мог даже рта открыть. Чудовищная, колоссальная сила придавила меня к кровати, сковала руки, связала. Даже рычать не получалось. Ректор повесил на комнату завесу. А я бился в невидимых силках.
- Послушай меня, крысеныш, - он склонился надо мной настолько близко, что я видел каждую мелкую морщинку, каждую воспаленную жилку в глазах, каждую трещинку в уголках губ. - Мне плевать, кто ты, плевать, кто стоит за тобой, плевать, на твои чувства, плевать, переживешь ты это или нет. Единственная, до кого мне есть дело - это Обсидиана. Сейчас, благодаря тебе, она переживает самый страшный кошмар любого охотника. Сейчас она на грани. Потому что ты, ублюдок, держишь ее тело, потому, что ты решил поиграть в страдания и муки. Потому, что ты настолько труслив, что боишься открыть глаза. Она мертва! - Внутри все корчилось и горело, извивалось, билось в судорогах от боли, но я по-прежнему не мог даже пошевелиться, хотя заклинание и начало трещать, слабеть. - Она отдала свою душу, каждую частичку - Дневную, Сумеречную, Ночную и Утреннюю. И ты, мудак, не даешь ей сделать последний шаг, держишь ее на грани. Отпусти ее, отпусти или я заставлю тебя это сделать! - он отодвинулся, за ним ушли его тени. Оставляя мне бессилие и ярость. Невероятную. Первобытную ярость.
- Почему ты сдаешься? - прохрипел я. - Может...
- Нет! - проорал он. - Нет способа. Ее нельзя вернуть. В ней не осталось ни одной тени, ни одной частички души. Это просто тело, мешок с костями. А она сейчас тысячу раз умирает и воскресает на грани. - Он снова приблизился и схватился за мои руки.
Меня оглушило. Это прикосновение и этот взгляд. Будто потерявший вдруг весь свой талант художник, разочаровавшись, стер все мои чувства и мысли, как набросок, оставив взамен пустоту.
