Она замолчала. Сидела, вспоминая первую встречу с сыном, улыбалась сквозь слезы. Капитан и Федор молчали. Она вдруг словно опомнилась, спросила:
– А где Мишенька? Что случилось? – Она смотрела на них умоляющими заплаканными глазами, побледневшая от дурного предчувствия. – Что? Звоню, звоню, а он не отвечает. Уехал? Или… больной? В больнице?
Капитан и Федор снова переглянулись.
– Я написала завещание на Мишеньку! – с отчаянием выкрикнула женщина. – Все оставлю моим мальчикам. Алекс так обрадовался, что у него есть старший брат, не осудил меня…
Она все еще надеялась, что их визит случаен, что ничего страшного не произошло; она поглядывала на дверь, ожидая, что вот-вот войдет сын, что он задержался где-то внизу…
– Ваш сын умер, – сказал капитан, голос его был невыразителен и сух.
– Как… умер? Умер? Мишенька умер? – Она переводила взгляд с капитана на Федора, не понимая, не желая принимать сказанное. – Почему? – Потом вдруг покачнулась и стала заваливаться на подушки.
– Черт! – прошипел капитан. – Федя, звони, вызови сестру или врача… кто у них тут!
После укола кордиамина она пришла в себя, лежала, бессмысленно уставившись в пространство. Плакать перестала, молчала. Сестра в третий раз мерила давление.
– Вы не могли бы посидеть с ней часок, – попросил капитан сестру. – У нее никого тут нет.
– Это можно включить в счет… или как там у вас полагается, – добавил Федор.
Сестра кивнула.
– Думаешь, не врет? – верный своей привычке всех подозревать, спросил капитан Астахов.
– Думаю, не врет. Бедная женщина…
– Что это было? Думаешь, есть связь?
– Между ее приездом и смертью Кротова?
– Ну!
– Вряд ли. Какая может быть связь… Не вижу.
– А почему он никому не рассказал про мать?
– Никому… это кому?
– Буракову, например. Или домохозяйке Насте. Почему никто ничего не знал?
– Нам это неизвестно. Я могу быть уверен лишь в том, что Иван Денисенко не знал ничего, а партнер и экономка, возможно, знали. Надо бы спросить.
– Иван Денисенко? А он тут каким боком?
– Кротов был спонсором его выставки. Они дружили.
– Выставка? Опять задворки и помойки? – Капитан поморщился. – Меценат! Денег не жалко. А про рыжую он что-нибудь знает?
– Уверен, что никакой женщины у Кротова не было. Говорит, они виделись около месяца назад, хорошо посидели, выпили пару литров виски. Кротов все еще помнит свою жену Лену. Так что никакой девушки. Иван назвал ее фантомом. Девушка-фантом. Не было, говорит. Не тот Миша Кротов человек, чтобы притащить домой…э-э-э… бабу из парка. Он аристократ, зануда и аккуратист. Не мог, и точка.
– Но ведь притащил, – заметил капитан.
– Не факт. Иван учил его фотографировать, между прочим. Мне его дом понравился. Но… – Федор запнулся.
– Но?..
– Даже не знаю как… Дом фантастический, начиная от архитектуры – южный, летящий, все выверено и продумано, любимая игрушка, дорогая мебель, классика без стекляшек и наворотов, и самое главное… Пространство! Пространство дома переходит в пространство за стенами дома. Стеклянная стена, почти невидимая, сидишь на диване, а кажется, что в парке. Бьет в глаза зелень – лужайка, кусты, цветы в керамических вазах… петуньи, лиловые и белые. Только лиловые и белые. Все однородно, дом, трава, цветы, мебель – ничего не выбивается из стиля. Даже задний дворик, вымощенный серыми рельефными плитами – что-то натуральное, сланец, возможно, и белый плетеный столик с четырьмя креслами…
– Ну? – перебил капитан. – В чем дело, Федя? Зависть пролетария умственного труда к толстосуму?
Федор молчал.
– Нет, – сказал наконец. – Не вяжется.
– Что не вяжется?
– Не вяжется с его смертью.
– В смысле?
– Тот, у кого такой дом, любимое занятие и деньги для выставки Ивана, не кончает самоубийством, Коля. Если бы у него ничего, кроме любви, не было, я бы поверил. А так… не верю!
– Это ты мне как философ? А я тебе как опер – всяко бывает. Минута такая выпала, понимаешь. Если бы перетерпел, посмотрел кино, почитал книжку, то потом долго удивлялся бы, что, как последний идиот, хотел свести счеты. Минута, понимаешь? Черт под локоть толкнул, все потеряло смысл. Депрессия…
– Я бы не сказал, что минута. И в полицию пошел, и тебе выплакался, и собирался искать свой фантом… какая ж минута? Вот если бы через год напряженных поисков, тогда я готов принять. Хотя… не знаю. Всегда есть надежда разыскать. Не мог он просто так уйти. А если бы она вернулась? Нет, он ждал бы, кидаясь на всякий шорох, нанял бы детектива… Он был человеком дела. Кстати, почему он не нанял детектива? Пани Гучкова догадалась, а он нет? Это же проще пареной репы! Зануда, аккуратист, удачливый бизнесмен… полез в петлю?
– Не в петлю.
– Фигурально.
– Но ведь его не было, этого фантома. Мы же ничего не нашли. Может, у него крыша поехала.
– Может. Надо бы поговорить с Настей еще раз и попрессовать охранников. Выяснить, кто бывал у него в последние две-три недели. Кроме того… – Он запнулся, пытаясь вспомнить мимолетное чувство, возникшее в доме Кротова. Что-то было…
– А как тебе мамаша? – переключился капитан. – Подгадала в масть с приездом, прямо в точку.
Федор пожал плечами и промолчал. Он не одобрял цинизма капитана. У него было лицо человека, который пытается вспомнить что-то важное.
– И завещание составила на него, – продолжал капитан. – А из его наследства ей ничего не светит?
– Бураков сказал, есть завещание. Надо посмотреть у адвоката. Ему бизнес, остальное разным фондам.
– Ага, Ивану на выставку про помойки.
– Про свалки.
– Чего? – поразился капитан. – Про свалки?
– Про свалки. Иван подготовил выставку про городские свалки. Говорит, потрясающе интересно. Фантастические находки…
– Охренеть! Это, по-твоему, искусство?
– Искусство бывает всякое.
– Ага, для избранных, этот… как его? Какой-то хаус! А простой опер ни хрена в свалках не понимает, не дорос.
– Артхаус. Я думаю, могло быть новое завещание, раз появилась семья, – после паузы сказал Федор. – И еще. Если рыжеволосая все-таки существует, то он должен был все время ей звонить. Десять раз на дню, не меньше, если такая любовь. Надо бы проверить его звонки через оператора. Или восстановить разбитый телефон.
– Восстановить невозможно, техники пытались. Оператором занимается стажер.
…Нового завещания не оказалось. Но не было также и старого. Бураков, как партнер, согласно договору, получал бизнес, а с остальным имуществом – неясно. Адвокат подтвердил, что намерение было, разговоры про фонды велись, но тем дело и кончилось. Никто не собирался умирать.
