– А как вы вообще туда попали? – спросил Митрич.
– А мы с ведьмой давно дружим, иногда навещаем. У нее винцо домашнее классное, на травах. Позавчера Федя говорит, а не навестить ли нам уважаемую ведьму Саломею Филипповну, давненько не виделись, как ты смотришь? А что я… Я всегда «за». Говорю, а чего, давай! Ну мы и рванули. В дороге обломались, ловили попутку, потом еще до черта пехом. Ладанка в стороне от трассы. А тут стемнело, осень… Ну и вот.
– А потом что?
– Потом? Добрались, осмотрелись, и Федя вызвал полицию. Коля приехал…
– А что теперь будет с собакой? Ее забрали?
– С собакой? – Иван взглянул на Федора. – А собака… это… Убежала! Испугалась полиции и убежала. Как услыхала сирену, сразу в бега. Будут искать, наверное, как свидетеля. Сделают фоторобот, как водится… все такое. Да, Коля?
Капитан только вздохнул и покачал головой. Уставший Иван снова припал к кружке, пил, громко глотая и дергая кадыком. Савелий и Федор смотрели, как он пьет. Митрич побежал за добавкой…
– Мы нашли свидетеля, – сказал Коля. – Мирону видели в театре, когда была убита Пристайко. А вот когда стали выпускать народ, его уже не было.
– А другие убийства, в других городах? – спросил начавший приходить в себя Савелий. – Тоже он? Мирона? Кроме тех, что вычислил Федя?
– Саломея Филипповна рассказала, что Мирона говорил о завершении цикла и упоминал число двенадцать, так что…
– Отправили запросы, ждем, – перебил капитан. – А вообще, чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что хомо сапиенс, как говорит философ, способен на все. На любое зверство. Даже художник, талант, гений… Твори, радуй народ, так нет, зверство ему подавай!
– Мирона был больным человеком, – заметил Федор. – Ему открылось, что он призван искоренять несовершенство и уродство мира и заменять его идеалом. Он чувствовал себя мессией, нес идею. Сравнивал себя с титаном, у которого орел клюет печень. Платил за свое предназначение одиночеством и бесприютностью. Иногда совсем мало нужно, чтобы столкнуть человека в пропасть кривого восприятия. Жалко его…
– Гении все психи, – сказал Иван. – Я по себе знаю…
Капитан иронически фыркнул.
– Не, конечно, я не такой, как восковик. А в смысле иногда селедки с вареньем хочется, к примеру.
– Или на свалку, – сказал капитан.
– Ага. Вы… Вы не понимаете, ребята! Хотите, устрою экскурсию на свалку? Это же… восторг! Поэма! Философия бренности и тлена! Федя меня понимает. Под девизом: «Все проходит!» Хотите?
– Я воздержусь.
– А я не против, – сказал Федор. – Жизнь нужно познавать во всех ее проявлениях. Савелий?
– Ну… не знаю, – озадачился тот. – Как-то не думал. Там же грязь и запах тоже…
– Ну да, не цветник, конечно, но надо быть выше, – назидательно сказал Иван. – Художник над толпой! Даже на свалке. А вообще…
– Кстати, о странностях гениев, – перебил Федор. – Среди них много неадекватных личностей. А в быту это, как правило, неприятные, равнодушные и часто жестокие люди. И нерациональные, что странно. Греческий философ и ученый Эмпедокл открыл скорость света, доказал, что Земля – шар, определил центробежную силу, при этом считал себя богом и прыгнул в кратер вулкана, чтобы доказать, что бессмертен. Пифагор верил в переселение душ и в то, что бобы – зло. Обычные бобы. Что-то они в нем пробуждали. Микеланджело мылся так редко, что от грязи у него облезала кожа, как у змеи, и часто ложился спать в обуви. Он отказывался общаться с людьми… И так далее.
– Они живут в параллельном мире, – сказал Савелий. – И видят иначе. Нам не понять. Но они не убивают! Не верю… «Гений и злодейство две вещи несовместные»
[11].
Капитан иронически дернул бровью, но про- молчал.
– Гений должен быть одинок, – заявил Иван. – А если он женится в четвертый раз, то…
– …то это не гений, – сказал капитан.
– То это победа надежды над опытом, что говорит о его нерастраченности и свежести.
– Ты что, намылился в четвертый раз? Уверен?
Иван задумался; сказал после паузы:
– Влада классная девчонка, битая жизнью, добрая. Жалко мне ее. И Витальку жалко. Бьется она с ним, жалеет… Я в прошлом году делал рекламный буклет про лечебницу Лемберга, ну вы знаете, для психов…
– Зачем им реклама?
– Лечебница платная, и еще полно всяких фондов, которые дают деньги. Надо, чтобы народ знал. Я позвонил старику, говорю, нужна консультация. Рассказал, показал фотки и рисунки. Он выслушал, говорит, очень интересный случай, молодой человек. Похоже на синдром Ангельмана, это, говорит, сбой в пятнадцатой хромосоме, в итоге задержка развития. Очень редкий диагноз, болезнь пока плохо изучена. Ее еще называют синдромом счастливой куклы или марионетки, потому что больной постоянно улыбается и радуется, но это только судороги, он ничего не понимает. А как лечить, спрашиваю. А никак. Успокоительное, снотворное, против судорог, витамины. Исправлять на генном уровне пока не умеют. И постоянный присмотр. Показал ему рисунки – там цветные пятна, Виталька любит красные, желтые и зеленые краски, торкают они его. А это как, спрашиваю? Может, хоть что-то понимает? Он долго рассматривал, а потом говорит: я бы посмотрел мальчика. Знаете, говорит, психиатры с мировым именем собирают творчество психов, вот недавно в Германии была выставка… Сейчас! – Иван потер лоб. – Такое еще интересное название, необычное. «Чудо в обувной стельке!» Вот! Немецкий психиатр, забыл имя, давно уже собрал их рисунки. Достал альбом, показывает. Вполне интересные работы, ни за что не сказал бы, что психи. Ну да, сюр, фантазии, завихрения, ну и что? Возьмите Босха! Тоже ни хрена не понятно. Понимаете, говорит, человечество давно волнует вопрос, что такое отклонение, а что норма, тем более в искусстве, там ведь всякого намешано. У меня международные связи, можем попытаться вывести вашего мальчика на свет. Так и сказал… Я Владе пока ничего, оставил ему рисунки и фото… Жалко мне их, не заслужили они…
Иван пригорюнился. Похоже, хмель уже выходил из него, и он становился непохожим на себя – грустным, помятым и каким-то скукоженным.
– А чего это мы сидим, как на утреннике в детском саду? – вопросил капитан. – Савелий, ты у нас все книжки прочитал, давай тост! Что-нибудь про то, что жизнь продолжается! Или как там сказал один гений: все-таки она вертится!
– Это Галилей сказал.
– Правильно сказал, поддерживаю. Вот за него давайте и примем!
Капитан разлил коньяк, и они выпили…
Глава 37
Жизнь вприпрыжку бежит дальше
Занятия закончились, классы опустели, и в аудитории было непривычно тихо. Ухо ловило негромкие звуки откуда-то извне, и тогда Федор прислушивался. Но это были лишь отголоски, остатки эха, гуляющего в пустых коридорах. Он закончил писать, сложил бумаги в папку и вышел из аудитории. В полутемном вестибюле его окликнула женщина, и он с удивлением оглянулся. Он не сразу узнал ее, и она назвалась, заглядывая ему в глаза и несмело улыбаясь. Это была жена Буракова Лидия Семеновна.
