— Капитан Санхел велел идти к вам, — призналась я после того, как меня усадили на неудобную кушетку и крепко вцепились в пострадавшую руку, внимательно разглядывая следы зубов.
— На удивление здравое решение. Не ожидала подобного благоразумия с его стороны, — хмуро отозвалась она. Хмыкнула и иронично добавила: — Впрочем, это же не его шкуру попортили.
После недолгого осмотра рану мою залили раствором розового цвета, назначение которого я поняла не сразу. Вступив во взаимодействие с моей кровью, раствор зашипел и несильно вспенился, обеззараживая раны.
— Неплохо вам досталось, — заметила Лиз, смешивая порошки в ступке и старательно избегая смотреть в сторону Барона. Кажется, она надеялась, что, если не обращать на него внимания, он исчезнет. Пока Высший молчал, ей даже удавалось в это верить.
— Повезло, что живой ушла, — тихо призналась я.
— Сейчас я наложу мазь и перевяжу рану, — пообещала она, добавляя в ступку пару капель тягучей жидкости вкусного медового цвета, — и вы сможете вернуться домой.
Вот только перевязать меня ей было не суждено.
Стоило госпоже Лиз с небольшой стеклянной лопаточкой в одной руке и керамической ступкой в другой сделать шаг ко мне, как в лазарет, забыв постучать, ворвался стражник.
— Магда! Твоя помощь нужна, — запыхавшийся и мокрый, с исцарапанным лицом, он чуть погодя заметил меня. — Привет, мелкая.
Потом он заметил Барона, и лицо его, и без того не сильно богатое на краски, стало совсем белым.
— Вот же бесово…
— Сержант, — предостерегающе выдохнула я, и он замолчал.
— Прошу прощения, у нас в холодной сейчас лежит труп супруги градоправителя и истекающий кровью капрал. И если я сейчас же не притащу туда целительницу, Бэйс обещал уложить меня третьим в ряду. Я несколько на взводе, — быстро проговорил страж, во все глаза таращась на Барона. Он его будто сравнивал с какими-то слухами и чем дольше смотрел, тем сильнее уверялся в том, что слухи не врут — редкое явление для вестей подобного толка.
Госпожа Лиз с сомнением посмотрела на меня. Раньше, чем она успела что-нибудь сказать, я решительно протянула к ней здоровую руку.
— Наложить мазь я смогу и сама. И перебинтовать себя как-нибудь сумею.
О том, что останусь наедине с Высшим, пребывающим в весьма мрачном настроении, я не думала — важнее было избавить стражника от недоброго внимания Барона и не позволить личной десятке Бэйса обеднеть сразу на капрала и сержанта одновременно.
И вот они ушли, а я осталась. И Барон остался.
Все еще мокрый, все еще злой… даже будто бы еще злее.
— Я слушаю, — сообщил он, когда я сумела удачно разместить ступку на кушетке и зачерпнуть немного смеси лопаточкой.
— Я просто хотела проведать знакомую, — пробормотала я, отгоняя воспоминания о развороченной грудной клетке господина Ариша, о мертвых глазах его жены и зверином оскале их дочери. — Я переживала за нее. У нее дочь… муж вечно на заработках. А сейчас такое неспокойное время. Мне необходимо было убедиться, что все хорошо, и предупредить о проклятии. Но я опоздала. – Мир вновь утратил четкость, глазам стало тепло от навернувшихся слез. Я быстро-быстро заморгала. — Улиса не хотела меня отпускать, она ни в чем не виновата.
— Виновата только ты, — согласился Барон. В два шага он оказался рядом, отнял у меня ступку и щедро вывалил большую часть ее содержимого на мою руку, — но отвечать за это будет ведьма. Я предупреждал.
— Предупреждали, — глухо согласилась я. — Ворвались в мою жизнь, перевернули все с ног на голову…
— Результат твоего необдуманного желания всем помогать, — ничуть не обидевшись, отозвался он, увлеченно размазывая сероватую кашицу по моей ране. — Этот неприятный… хм-м-м… опыт мог бы уберечь тебя от проблем. Но ты не желаешь учиться на своих ошибках.
— Но я же не к незнакомцу на улице подошла, я отправилась к хорошо знакомым людям.
— И теперь сидишь в лазарете городской стражи, залечивая раны, полученные от этих «хорошо знакомых людей». — По губам его скользнула неприятная улыбка. — Думаешь, быть съеденной заживо — достойная смерть?
Я пристыженно молчала, понуро опустив голову.
Надолго, правда, меня не хватило:
— По-вашему, мне стоит сидеть в магазине и игнорировать то, что мои знакомые, друзья, просто жители города умирают из-за проклятия, о котором никто никогда не слышал? — тихо спросила я.
Ответ был в общем-то ожидаемым.
— Люди постоянно умирают. Уже родившись, вы обречены на смерть.
— Знаете, многие ведь от старости умирают, в своих постелях. С чувством, что прожили жизнь не зря, или с сожалениями о том, чего так и не совершили…
— И что в этом хорошего?
Ему, как существу неизвестного происхождения, сложно было понять простые человеческие радости.
— А что хорошего в смерти от проклятия? Пусть… — я осеклась, не уверенная, что стоит об этом говорить. Высший выжидающе молчал, приподняв бровь. И лицо у него было такое… такое… рождающее в душе желание заехать по нему сковородкой. — Конечно, вам будет сложно, но вы просто представьте, что бы вы чувствовали, если бы утром на кухне вместо завтрака вас ждала восставшая мать или жена. Дочь, в конце концов. Что бы вы чувствовали, поняв, что завтрак-то сейчас — как раз вы, а не привычная яичница и чашка кофе с бутербродом?
— Хм-м-м…
Не проникся, поняла я. Но у меня был еще один наглядный пример.
— Хорошо, а если бы вечером вы заглянули ко мне на огонек, собираясь немного перекусить моей жизненной силой, а вместо этого я бы решила перекусить вами?
Вот теперь он помрачнел, но все равно упрямо не желал полностью осознавать всю катастрофичность сложившейся ситуации.
— Ты не проклята, — сказал он, но в голосе его чувствовалась неуверенность.
— Нет, — поспешно согласилась я. — Улиса тоже. И если вы правы, то нам уже ничего не грозит. Но если бы я подхватила эту дрянь? Если бы вы не прибыли в мой дом, не встретились с капитаном и знать бы не знали…
— Хорошо, я понял, — перебил меня он.
— Вряд ли, — я вздохнула и попыталась сползти с кушетки.
— Куда?
— Чистые тряпки для перевязки там, — я кивнула на низкий стальной столик у стены.
Барон велел мне оставаться на месте и сам отправился за полосами ткани, оставленными для меня госпожой Лиз. Бинты она, судя по всему, любила мало. Недавно вошедшие в оборот, они еще вызывали у многих целителей и лекарей подозрения своим ненадежным, полупрозрачным и крайне хрупким видом.
Наблюдала за Высшим я со странным чувством: он вроде бы был добрым, так как помогал мне, пусть и на свой резковатый манер; но с другой стороны, если быть объективной, он совершенно точно добрым не был…
