Это совершенно точно был мой магазин, но какой-то неуловимо незнакомый.
— Не кажется ли тебе, что пора зайти внутрь? — спросил Барон. — Уверен, твой наряд не предназначен для подобных температур.
— Совсем не предназначен, — согласилась я. Кроме сорочки и наброшенного на плечи покрывала, на мне ничего не было. Тонкие домашние туфли охотно пропускали недружелюбный холод мостовой.
Как ни странно, совсем уж холодно мне не было, напротив, я чувствовала странный жар, разливающийся по телу.
Кашель становился все слабее и настигал меня реже, на смену ему неторопливо, со всей своей изматывающей основательностью приходили ломота в костях и температура.
Я уже не понимала, что со мной происходит, на простуду это не походило, на хоть какую-то известную мне болезнь тоже — слишком быстрая смена симптомов, слишком много всего. Слишком… странно.
Но амулет был цел.
Внутри магазин тоже преобразился.
Витрины стали шире, прилавок прочнее и тяжелее даже на вид, а шкафы по обеим сторонам от двери имели поистине исполинские размеры.
— Ты ж смотри, даже полы перестелили, — с одобрением отметила Улиса.
Жилой этаж также претерпел некоторые изменения. Первое, что было отмечено лично мной и встречено радостной улыбкой, — кран в ванной больше не протекал.
— И это все за три дня… — пробормотала я восхищенно, крутя вентили.
Ходить было сложно, ноги то и дело норовили предательски ослабнуть и уронить меня на пол. Пока я справлялась. Сама добрела до нового стола, на котором была небрежно свалена моя посуда, и бережно, с любовью, погладила по дну сковороду, венчавшую шаткую конструкцию из кастрюль и тарелок.
— И ни одного потраченного эсса а? — весело откликнулась Улиса, проверяя свертки с чайными сборами. Раны ее не мучили, да и воспоминания о случившемся не мешали спать по ночам — крепкая ведьминская психика берегла ее нервы.
Как ни странно, меня воспоминания о неудачном сожжении также почти не тревожили. Хуже было, когда я нашла семью Ариш… Свои неприятности переживались легко, не оставляя в памяти шрамов.
И именно поэтому я улыбнулась в ответ.
Слегка попорченная шкура и пара убитых нервов — не такая уж и большая плата за обновленный дом.
— Но надо будет прожечь углы, мало ли с какими мыслями и злыми пожеланиями они здесь работали. Выкурим всю заразу. — Улиса выбрала сбор и помахала им в воздухе. — Чаю?
Глава одиннадцатая. О страшной правде
В своем собственном доме я чувствовала себя чужой. Неприятное ощущение мучало меня весь день, но только вечером, не найдя щетку для мытья посуды на ее законном месте, я поняла, что не так: все лежало не на своих местах.
Откашлявшись и закатав рукава простой рубахи, я ринулась возвращать уют в свой дом, на время позабыв о недомоганиях.
Увлеченная, я рассеянно кивнула на заявление Улисы, что она не может смотреть, как я извожу саму себя, а потому отправляется в ванную. Я ничего не имела против, меня сбивали с ритма ее брожения вокруг и тяжелые вздохи.
Работа шла споро, пока мой энтузиазм не споткнулся о грязную посуду, забытую на столе, — с которой, собственно, все и началось.
После недолгой борьбы с собой я решила разобраться с ней, а все остальное оставить на завтра — болезнь меня все еще не отпустила, и стоило остановиться лишь на миг, как тут же дали о себе знать и ноющая спина, и гудящие ноги, и мелко подрагивающие от перенапряжения руки.
Посуды было не то чтобы много, я рассчитывала, что успею все сделать в тишине и спокойствии.
Я кое-чего не учла…
Барон явился неожиданно, изрядно меня напугав.
Последние события сделали меня нервной и впечатлительной, и его появление, к тому же в компании печально знакомого мясника, равнодушной оставить просто не могло.
Я разбила тарелку. Чистую, только что старательно мною отмытую от жирных разводов прошедшего ужина.
Мой измотанный вид Высшего не порадовал.
— Я же тебя вернул, почему тебе все еще нездоровится?
Вопрос этот мною было решено считать риторическим. Ну в самом деле, не объяснять же ему, что больной я была и до путешествия в его жилище, а там меня просто подкосило совокупностью неблагоприятных обстоятельств.
— Что он здесь делает? — спросила я мрачно, рукой пытаясь нашарить нож для масла. Он лежал на краю раковины, ждал своей очереди на помывку и мог сойти за опасное оружие… хотя бы просто за оружие.
— Выкупает свою жизнь, — ответил Барон.
Мясник остановившимся, полным ужаса взглядом смотрел сквозь меня. Когда Барон толкнул его вперед, глаза мужчины на мгновение закатились.
— Приношу свои глубочайшие извинения, — выкрикнул он хрипло и испуганно, но совершенно неискренне.
— Что?
— Он раскаивается, — пояснил Барон с сомнением. — По крайней мере, должен.
— Почему?
— Ах да, ты же не знаешь. Идея с вашим сожжением принадлежала ему. Бэрт… тебя же зовут Бэрт? — грубо хлопнув мясника по плечу, спросил Барон, а получив утвердительный ответ (мужик мелко и отчаянно закивал, едва удерживая себя в сознании), жестоко добавил: — Мысль, что виновницей происходящего является ведьма, в пустые головы людей вложили жрецы вашего выдуманного бога. Они желали отдать ее Быстроводной. Наш раскаявшийся друг предложил казнь зрелищнее скучного утопления в реке.
— Но почему раскаивается он, а не жрецы? — спросила я.
Барон поскучнел.
— Непредвиденные обстоятельства.
Я приготовилась услышать нечто ужасающее.
— Что произошло?
— Они молились своему богу в моем присутствии, просить о защите от меня. Хотя Многоликого даже не существует. — Барон поморщился. — Это оскорбительно.
— И… как сильно вы оскорбились? — осторожно спросила я.
Повисла недолгая многообещающая тишина.
— Не думаю, что в ближайшее время храм будет открыт для горожан, — ответил Высший.
Я кивнула. Улиса определенно будет счастлива это услышать. Мне же просто было все равно.
Даже удивительно, но я не чувствовала никакой жалости, хотя не было и удовлетворения. Я была полна холодного равнодушия… и как же это было прекрасно.
— Так что, ты прощаешь его или я могу подкрепиться? — спросил Барон.
Мясник пошатнулся, но в обморок не упал, будто бы предупрежденный о том, что случится, если он позволит себе искать покой в беспамятстве.
— Я-то что, это Улиса должна решать. Ей же был вынесен приговор…
*
Улиса неожиданной необходимости что-то решать рада не была. Она только покинула ванну и с большей охотой просушила бы волосы.
