Мои короткие ноги, вялые мышцы и общая слабость не позволяли поспевать за Высшим. Но я упрямо бежала следом, почти даже не вздрагивая от грохота, с которым он распахивал двери.
— Ты заметила письмена на его коже? Они почти стерлись, но все же…
— Заметила, — подтвердила я, умолчав о том, что сначала решила, будто это какие-то экзотические трупные пятна проявились на лице и шее умертвия.
— Следы проведенного ритуала.
Дорогая древесина трещала под его рукой, а стенные панели хрустели от сокрушительных ударов дверей. Барон был раздражен и небрежен.
Стражники, не мешкая, освобождали ему путь.
Где-то внизу ругался целитель, поражая воображение красочностью и витиеватостью фраз.
Барон что-то искал.
Очередная дверь распахнулась, и он застыл на месте.
Это был кабинет — единственная относительно убранная комната во всем доме, за исключением спальни.
— Ага. — Барон потер ладони. — Посмотрим.
— Мы ищем что-то конкретное?
Он рассеянно мазнул по мне взглядом и отвернулся. Казалось бы, ну что можно было разглядеть за долю секунды? Но Барон разглядел, и ему совсем не понравилось увиденное. Потому он посмотрел еще раз, внимательнее, и нахмурился.
— Мы? Ищу я, а ты сейчас сядешь, — взглядом он указал мне на стоявший в углу низкий диван с обивкой из жаккарда, — и немного отдохнешь.
— Но…
— Не спорь. В этом доме было слишком много смертей, ему не нужна еще и твоя.
И я не спорила. Я тоже считала, что этому дому моя смерть не нужна, но мне, конечно, она не нужна была больше всех.
Начал Барон с сейфа. Картина на восточной стене отлетела в сторону, Высший фыркнул: «Как скучно», и толстая стальная дверца была вырвана с мясом, а на пол посыпались векселя, акции, прочие важные бумаги и несколько мешочков с драгоценными камнями, но не было искомого.
Барон выругался и направился к столу. Проверил бумаги, небрежно роняя чистые и исписанные листы на пол. Быстро просмотрел несколько книг — они отправились вслед за бумагами.
Недовольно цыкнув, осмотрел кабинет, рану в стене, низкий столик со сферой, внутри которой плавала детально сконструированная модель Излома, и остановился на книжном стеллаже, тянувшемся вдоль всей полуденной стены.
Книги посыпались на пол дождем. Барон быстро и небрежно, не заботясь о целостности изданий, листал их, встряхивал и отбрасывал в сторону. Книгу за книгой.
Одну за другой.
В конце концов я не выдержала.
— Нельзя же так!
— Нельзя? — переспросил он, отвлекаясь от очередной своей жертвы, шурша ее страницами. Книга обвисла в его руках, небрежно удерживаемая за обложку, а спустя мгновение полетела на пол. Барон подошел ко мне и присел, опираясь коленом о мягкий ковер. Я невольно вжалась в спинку кресла, но сказала:
— Книги же ни в чем не виноваты.
— Дорогая, именно книга дала нужные знания этой безумной. — Теплые ладони накрыли мои руки, нервно теребившие до этого ткань юбки. — Где-то здесь лежит источник страшных знаний.
— А вы уверены, что здесь? — спросила я с сомнением.
— Что?
Я осмотрелась.
— Ну… кабинет, конечно, поддерживают в чистоте, наверное, леди действительно здесь… эм, работала. — Я с трудом могла подобрать слова. Очень сложно было объяснить простое ощущение. Я хорошо помнила выражение ее лица и безумный взгляд. — Но если и правда существует книга, которая помогла леди поднять сына… я бы на ее месте не оставляла такую ценную вещь без присмотра. И вряд ли она надолго отлучается от постели сына, раз уж сотворила с ним такое…
— Думаешь, книга в спальне? — Барон прищурился.
Я пожала плечами и заработала благодарный поцелуй — моей вялой ладошки коснулись теплые губы. Просто так, без всякого намерения выпить немного жизненной силы, которую я, кажется, уже сама взаймы у Эллари выпрашивала.
— Проверим, — пообещал Барон, поднимаясь.
— Я с вами! — предупредила его, неловко вскакивая с диванчика. А то вдруг бы он решил оставить меня тут одну…
Когда мы вернулись в спальню, леди сидела в кресле у окна, и руки ее сковывали зачарованные кандалы, отзывавшиеся на каждую попытку призвать магию кровавыми вспышками сдерживающих рун, что были выдавлены на толстых железных звеньях. Цепи глухо позвякивали. И в этом позвякивании чудилось какое-то злорадное удовлетворение.
Капитана в комнате не было, а стражники, сторожившие женщину, при появлении Барона вытянулись по стойке смирно.
Он этого даже не заметил, сразу же поспешил к низкому чайному столику, тонкую резьбу столешницы которого скрывал ворох каких-то бумаг – на верхнем из них виднелась какая-то непонятная схема.
Изучал их Барон недолго.
Потом собрал все листки в аккуратную стопочку, подровнял и с силой хлопнул по ней ладонью.
С тихим хрустом бумага разлетелась по столику и полу вокруг черной пылью.
Леди вскрикнула и рванула к Барону, судя по выражению лица, желая выцарапать тому глаза, ее насилу удалось удержать на месте.
Женщина не ругалась и не проклинала, только тихо, страшно подвывала.
По столешнице прошлась трещина, и дерево там, где лежали бумаги, обуглилось.
— Очень интересные чертежи. А сейчас ты скажешь мне, где книга, — предупредил Барон со страшной улыбкой, отряхивая руки.
— Книга? — На пороге показался капитан.
— Книга, журнал, тетрадь, в кожаной обложке, в тканевой или деревянной… — Барон повел плечом. — Скорее в кожаной.
Леди молчала, но упрямиться ей удалось недолго.
Барону понадобилось не так уж много времени, чтобы ее образумить. Всего-то и надо было вздернуть ее сына вверх, удерживая за шею и выкручивая прикованные к постели руки, и пообещать вот прямо сейчас избавить мир от этого умертвия.
— Хорошо! — прохрипела женщина. — Я отдам, только отпустите его!
Барон тут же разжал пальцы, с нарочитой брезгливостью отерев ладонь об одеяло.
— Ну?
Она попыталась подняться, стражи по привычке ее придержали.
— Не трогайте, — велел Барон.
Леди получила свободу.
Искомая книга лежала в папке под кроватью, вместе с пухлой тетрадью и каким-то древним дневником в кожаном переплете.
Начал Барон с книги. Просмотрел ее и остался доволен — это было именно то, что он искал. Потом настал черед дневника. Страницы его устрашающе хрустели, но не спешили рассыпаться под пальцами Высшего, пропитанные защитным составом.
Чем дольше Барон всматривался в незнакомые мне символы на пожелтевших страницах, тем мрачнее становился. За тетрадь он взялся совсем уж в плохом настроении, пролистал несколько страниц и скрипнул зубами.
