Дело было не в том, что Эльфин не одобрил бы его. Одобрил бы, скорее всего, Мирддин вообще с трудом мог вспомнить ситуацию, когда бы Эльфин его не поддержал. Но суть была в том, что он делал то, что делал, не ради его одобрения или неодобрения. Это просто было то, что должно быть сделано, неважно, Мирддином или нет. Но, кажется, никто больше не собирался заниматься этим вопросом. Значит, нужно было ему.
Проблема была в том, что Эльфин входил в Круг, значит, действовать без его ведома не вышло бы. А Эльфин неизбежно составит свое мнение о происходящем, даже если его не озвучит. Мирддин представил себе это мнение. Оно было похоже на программу, занимающую слишком много памяти, или на громоздкий предмет мебели, втиснутый в слишком маленькую комнату — оно занимало место. И его нельзя было игнорировать. Приходилось прилагать усилия, чтобы его обходить. Протискиваться между ним и стенкой, чтобы пройти, следить, чтобы случайно не наткнуться, размещать все остальное вокруг с его учетом...
Мирддин вздохнул. Эльфин никогда не требовал от него безупречности. Он просто был собой — мягким, спокойным, никогда не теряющим самообладания, всегда справляющимся с ситуацией Эльфином. Рядом с ним тяжело было совершать ошибки. Хотелось застегнуть верхнюю пуговицу и отвечать «Так точно» и «Никак нет». Его всегда было слишком много.
Эльфин, кажется, это понимал и держался уважительно-отстраненно, всегда оставляя Мирддину простор для маневра.
За глаза Эльфина звали Гатта Мелата, Медовый рыцарь. Мирддину как-то довелось видеть, как он, не повышая голоса и не переставая доброжелательно улыбаться, раскатывает оппонента в Круге, и он понял, почему. К счастью, дома Эльфин так себя все-таки не вел.
Умом Мирддин понимал, конечно, что и у Эльфина, как у всех, есть слабости. Что и Эльфин, как и все, сталкивается с Жаждой. Что по самому факту принадлежности к дану он не может быть безупречен. Но это не помогало.
Может быть, именно поэтому в глубине души Мирддин продолжал называть себя человеком.
Люди, как выяснилось, не разделяли это мнение. Ну, что поделать.
В доме ничего не изменилось. Те же комнаты, те же стены, тот же вид из окна. Та же просторная кухня, те же запахи тмина, аниса и нагретого масла, то же место за столом. Тот же «маячок», ловящий волну из смертных земель и, не замолкая, поющий странные человеческие песни. «Радио», невзрачный деревянный ящичек, когда-то смонтировал Эльфин, и Керидвен держала его включенным целыми днями. По сути он представлял постоянно действующий портал в Срединные земли. Мирддин как-то попытался представить объем энергии, который для этого был нужен, и пришел к выводу, что Эльфину, вероятно, все-таки пришлось злоупотребить своим положением для этого.
Сейчас, правда, вместо «маячка» болтал Мирддин, в красках описывая пребывание в Срединных землях. К этому он подготовился.
Керидвен забрасывала его вопросами, отвлекаясь только на то, чтоб подсунуть ему очередную тарелку с чем-нибудь. Следовало, конечно, признать, репликатор — отличная штука, но может он не все. У Керидвен была странная привычка всегда готовить самой. Хотя для человека, наверно, не странная.
— ...а в благодарность они мне всучили шапку такую... пеструю. И я в ней честно до осени проходил. Пытаясь слиться с местным населением. Правда, все равно как-то не очень вышло.
Эльфин, сидевший напротив, хмыкнул, оценив картинку.
Керидвен, вставшая опять что-то принести, подошла к Мирддину со спины и обняла. Мирддин как можно бесшумней выдохнул и постарался расслабить плечи. Ему не нравилось, когда Керидвен так делает, но он так и не смог объяснить ей, почему, а, когда он просил ее так не поступать, обижалась.
— Девочка-то хорошая? — спросила вдруг Керидвен.
Мирддин моргнул. Керидвен всегда умела какой-нибудь парой слов вогнать его в ступор. Он аккуратно положил вилку на стол.
— Я ничего не могу тебе ответить, потому что не понимаю, о чем ты спрашиваешь и какой ответ хочешь от меня услышать.
Керидвен не то засмеялась, не то всхлипнула, чмокнула сына в макушку, разжала объятия и села рядом, подперев щеку рукой.
Мирддин все-таки решил уточнить.
— «Хороший» по отношению к кому-либо — это какой?
— Не бери в голову, милый, — сказала Керидвен. Эльфин поднял взгляд от планшета.
«Хороший» чаще всего подразумевает «соответствующий представлениям говорящего о прекрасном и правильном», в данном конкретном случае — «проявляющий достаточную меру заботы». Поскольку, судя по аппетиту, наш сын находится в неплохой физической форме и, судя по ментограммам, в здравом уме и трезвой памяти, ответ следует дать утвердительный. Передай мне соль, пожалуйста.
Керидвен прищурилась и щелчком послала солонку по столу.
— Спасибо, — Эльфин взял ее не глядя и опять уткнулся в какой-то документ.
«Нелегко им было вместе по первости-то», — внезапно с кармартенским выговором подумал Мирддин.
Забавно, он только после пребывания у людей понял, насколько Авалон устроен для жизни.
Львиная доля всего времени в Срединных землях проходила в борьбе с энтропией. Все ветшало, разрушалось, изнашивалось, зарастало хламом и мусором. Само существование приходилось постоянно поддерживать.
С другой стороны... Жажды у людей не было. Судя по тому, что рассказывал Блейз, люди сталкивались с чем-то подобным только один раз — при смерти. Во всяком случае, большинство. Их общество строилось вокруг необходимости построить дом, обеспечить безопасность, добыть пропитание, вырастить потомство. Не вокруг неизбежности столкновения с Жаждой и ее преодоления.
Блейз был Предстоятелем для своей деревни, но Мирддин так и не понял, как это происходит.
Мирддин оглядел светлую, полупустую комнату — темные деревянные рамы, белые стены. Когда он жил здесь, он предпочитал пользоваться проектором, что-то постоянное на стенах ему мешало, и проекции можно было мгновенно свернуть. Это позволяло не объяснять, что на них. Объяснять Мирддин не любил.
Когда он уехал, все оставили, как было — и оно застыло, дожидаясь. Движение оставалось только в аквариуме.
Большая увесистая сфера покоилась на треножнике перед окном. Мирддин усмехнулся, вспоминая, как она появилась.
— Давайте заведем собаку! — сказала Керидвен. — Мирддин, хочешь собаку?
— Сколько живет собака? — спросил Мирддин.
— Ну... лет двадцать? — предположила Керидвен, слегка огорошенная таким вопросом.
— Значит, следующие двадцать лет мне надо будет планировать все свои действия с учетом интересов полностью зависимого от меня живого существа? — уточнил Мирддин. — Нет, спасибо.
Керидвен пошла к Эльфину.
— Я думаю, ребенку нужна собака, — заявила она. — Это будет ему полезно.
— А сам Мирддин что говорит? — поинтересовался Эльфин, не отрываясь от планшета.
