Эльфин оглянулся.
— Ах ты ж! — он вскочил на ноги и резво сиганул вниз прямо со второго этажа — только плащ плеснул.
Мирддину ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру.
Эльфин застыл на полпути между стеной и храмом. Смерч шел к нему. Тонкая колонна, соединяющая небо и землю, подплыла к Эльфину и остановилась, слегка покачиваясь из стороны в сторону, как танцовщица. Еще немного — и она начала уплощаться, бешеное вращение воздуха стало замедляться, во все стороны полетели обломки, осколки, какое-то крошево. Эльфин не шевельнулся, только выставил руку козырьком. Вихрь съежился до человеческих размеров, сквозь него проступила сгорбленная фигура.
Пыль окончательно осела. Керидвен последний раз крутанулась на пятке и отбросила в сторону метлу.
Мирддин моргнул.
Он знал, что матери по людскому счету было за восемьдесят, но впервые видел, чтоб все они были при ней. И без того резкие черты заострились еще больше. Нос выдвинулся вперед. Лицо избороздили морщины. Рот запал. Жидкие седые космы стояли дыбом. Спина ссутулилась. Одежда болталась на ней, как на вешалке.
Самое странное, что ничто из этого не делало ее менее Керидвен.
— Ну вот зачем, — беспомощно произнес Эльфин. — Я же тебя просил... Ты же обещала с Авалона не уходить.
— Я пришла забрать свое, — заявила Керидвен.
Эльфин вздохнул, вынул из рукава шкатулку и протянул ей.
— Как был идиот, так и остался, — констатировала Керидвен и повисла у Эльфина на шее.
Мирддин стремительно осознал, что песок, принесенный смерчем, набился ему везде.
Когда он, наконец, проморгался (и прочихался... и вытряхнул песок из ушей... и из-за шиворота... и из ботинок...), а родители, наконец, друг от друга оторвались, Керидвен выглядела значительно моложе. Эльфин выглядел значительно веселее.
А, понял Мирддин. Вот как это у них работает.
— Ты стягиваешь свою энергию из локуса назад и передаешь ее матери, — сказал он вслух.
Будто в подтверждение догадки от храма с грохотом отвалился кусок штукатурки.
— Какой умный мальчик, — ухмыльнулась Керидвен.
— Я тоже не железный, — заявил Эльфин. Ни малейшего сожаления в его голосе не слышалось. — На все сразу меня не хватит. Приоритеты есть приоритеты.
Он галантным жестом подал Керидвен шкатулку. Керидвен вынула из шкатулки палец с кольцом и приставила к костяшке. Эльфин припечатал место соединения поцелуем.
Керидвен вытянула перед собой руку, любуясь результатом:
— О, снова пять. Так гораздо лучше. А теперь рассказывай, что ты тут наворотил.
— Похвастался немного, — сказал Эльфин.
Керидвен поцокала языком:
— Атата! «Златая цепь»! Мечта идеалиста-суицидника! И теперь сидеть тебе тут, пока не откажешься от слов? И как ты планировал отсюда выбираться после этого, радость моя?
— Я не планировал, — чистосердечно признался Эльфин. — Извини. Я не могу перестать так думать, и не могу сделать сказанное несказанным.
— Нда, придется взглянуть фактам в глаза. Ни одна мудрая женщина с тобой бы не связалась.
Керидвен щелкнула пальцами. Заклинание распалось. Лицо у Эльфина вытянулось. Керидвен хохотнула:
— Забыл? Предстояние есть Предстояние. Я могу говорить за тебя, дорогой — и я искренне так считаю! Да и старым моим костям с Еленой Троянской не тягаться, — кокетливо добавила она.
— Ну, хватит! — теперь уже Эльфин притянул Керидвен к себе.
Седина с ее макушки стремительно сбежала — как снег стаял. Плотно подогнанная плитка на площади начала крошиться и потрескивать. В разломы интенсивно рвалась какая-то зелень.
— Вы можете это... как-нибудь... не здесь? — взмолился Мирддин. — Пока тут все совсем не развалилось?
— Мммм... — протянула Керидвен, переводя дух. — Мы можем?
Эльфин с видимым усилием сконцентрировался:
— Э... да, почему нет? Тут, конечно, разгром, но людям давно было пора самим учиться с ним разбираться. Думаю, если у них не будет иллюзии порядка перед глазами, это только поспособствует. Мэлгон уже не опасен...
— Да идите уже! — махнул рукой Мирддин, борясь с желанием картинно закатить глаза. — Я пригляжу.
— Вырос мальчик, — констатировала Керидвен.
Эльфин обнял жену, подмигнул сыну поверх ее затылка — и они исчезли.
Не то, чтоб Мирддин как-то переоценивал свою способность контролировать эмоции, но вот понимание, что у всех остальных вокруг с этим может быть еще хуже... это, определенно, была очень свежая мысль. К ней следовало привыкнуть.
Мирддин покачался с пятки на носок. Оставалось всего одно, что он хотел успеть тут сделать. Он пошел, потом побежал, перепрыгивая через груды мусора, каменной крошки и щебня.
Вокруг шелестело, трещало и похрустывало — по фрескам и облицовкам ползли трещины, разукрашивая странными татуировками бесстрастные лики на росписях. Локус, лишенный поддержки, немедленно начал рассыпаться.
Он нашел стену с львиной охотой — она была цела. Слева и справа крошился и осыпался песком камень, но она была невредима. Наверное, потому что мастер успел признать работу своей.
Мирддин включил сканер на комме. По стене пробежала тонкая синяя линия, очертив льва и охотника, застывших в единоборстве до конца времен.
На память, подумал Мирддин. На память об их создателе.
Он пожалел, что не спросил его имени.
Храм почти весь осыпался, только обломки колонн торчали над руинами. Не лишенное изящества сооружение превратилось в груды строительного мусора, только посередине красовалось чистое пространство, будто прикрытое силовым куполом. По его центру, вцепившись в подлокотники трона и бессильно откинувшись на спинку, сидел Солнцеликий Мэлгон, глядя, как рушатся кропотливо возведенные здания. Солнце клонилось к закату. Под ногами Мэлгона лежала густая тень.
Мирддин подошел ближе. Мэлгон поднял голову.
— Будь ты проклят, Гатта! — прохрипел он. — Будь ты проклят, Мирддин, бард. Чтоб тебе довериться людям. Чтоб тебе вложить в них свое сердце. И что б тебе видеть, как все, чем ты дорожил, рушится и разрушается на твоих глазах. Из-за твоей слабости и человеческого малодушия.
Мэлгон бросал слова, как отравленные дротики. Они падали, не долетая.
Мирддин знал, что Мэлгон не врет. Просто это не имело значения.
Он чувствовал, как раскрывается локус, расправляются складки мироздания. Где-то на самой границе сознания проносились отзвуки прошлого и будущего, которых на самом деле нет, есть одно-единственное безграничное сейчас.
Голова чуть кружилась. Смутные образы, эхо былого и грядущего.
