Человек открыл глаза.
— Я умер? — спросил он в воздух.
— Нет, — ответила Нимуэ.
— Жаль, — сказал он и опустил веки.
Нимуэ подождала. И еще подождала. И еще подождала. Потом бесшумно встала и вышла.
Мирддин сидел на пирсе, свесив ноги в воду, и строгал ножиком яблоко. Перед ним в воздухе парила голограмма с комма.
Нимуэ подошла и села рядом.
Мирддин молча протянул ей дольку.
— Починили его хорошо. Тело, во всяком случае, — задумчиво произнес он. — Значит, проблема не аппаратная, а программная. Мда, задачка...
— И что теперь? — спросила Нимуэ.
Мирддин поднялся.
— Очевидно, угрозы, интриги и шантаж.
[1x14] озеро: нож
Человек так и лежал по стойке смирно и очень старательно дышал носом. Видимо, он надеялся, что если еще немного полежит, то все как-нибудь рассосется само собой. Зря.
— Ты, говорят, жизни не рад, — сказал Мирддин вслух. От звука его голоса Гвальхмаи как подбросило. Он сел.
— Ты, — выдохнул он с отвращением.
— Я, — согласился Мирддин.
— Ты не дал мне умереть, — сказал человек. — Зачем?
— Сам поражаюсь, — сказал Мирддин. — Но, если хочешь, я могу добить тебя обратно, только скажи. Правда, — он сунул в рот кусочек яблока, — не гарантирую, что на этом для тебя все закончится. Человеческий дух, видишь ли, бессмертен. Так что единственный, кому твоя смерть точно облегчит ситуацию — это я, — он дожевал и добавил. — Кстати, проклятие уже рассосалось, так что если хочешь выразить свое мнение во всей полноте — не стесняйся.
Гвальхмаи был уже весь багровый.
Мирддин просто видел, как весь небогатый словарный запас рвется из человека наружу, сталкивается на языке и закупоривает легкие. Он понадеялся, что Помона свою работу знает, не хватало еще, чтоб его тут удар хватил.
Мирддин перестал подпирать стенку.
— Думай. Надумаешь — скажешь ветру.
Он вышел, нарочито громко хлопнув дверью.
— Ну вот, — с мрачным удовлетворением сказал он Нимуэ, ждавшей снаружи. — Если я его раздражаю хоть вполовину так, как он меня — со скалы он теперь не бросится хотя бы из вредности. — Он подумал и добавил. — По крайней мере, первое время.
— В общем-то, это его право, — задумчиво сказала Нимуэ.
Мирддин пожал плечами:
— Как человек он все равно помрет лет через семьдесят. Не вижу смысла эту дату как-то приближать.
Это было ни на что не похоже. Ни на солнечный рай, страну, куда уходят Дети Солнца, чтобы сражаться и охотиться бок о бок во имя своего Отца. Ни на ледяной ад, куда отправляются грешники, чтобы вечно блуждать во тьме.
Он очнулся в огромной комнате и понял, что остался один. Совсем один. И что все еще не закончилось. Он надеялся, что это пройдет, но оно не прошло. Потом явился колдун и стал насмехаться.
Он решил, что колдун не увидит его слабости.
Он нашел еду (сыр, мясо, какие-то фрукты), одежду — не хитон, а штаны и рубаху вроде тех, что носят варвары, но ничего, похожего на оружие. У штанов не было пояса, чтобы сделать из него пращу. Отломать ножку от стула не удалось. Наконец, он вспомнил про тарелку, на которой была еда — такую тонкую и прозрачную, что страшно смотреть. Разбить ее удалось не с первой попытки, но в итоге он получил несколько осколков с достаточно длинным и острым краем. Это было, конечно, немного, но лучше, чем ничего. Смешно было надеяться, что удастся раздобыть настоящий нож.
Он еще раз обошел помещения — огромную комнату, которую чуть не всю занимала низкая площадка, застеленная какими-то тканями, и гигантскую комнату со столом, стульями и койкой, почему-то стоящей посередине, и комнату, в которой из стен и потолка била вода. В комнатах были окна — чуть не во всю стену. За окнами была тьма. Может быть, там вообще ничего не было.
Тем лучше, подумал он. Тем лучше.
Но оказалось, что в них невозможно вылезти, на пути возникала невидимая преграда. Ее не удалось разбить кулаком, и не удалось выломать стулом. Выплеснутая вода стекала по преграде вниз, не оставляя следа.
Он еще раз обошел здание, в этот раз внимательно осматривая двери, и на одной из них заметил тонкий листок из чего-то похожего на папирус с надписью «выход».
Он решительно толкнул дверь плечом — и с размаха вылетел наружу, в синие сумерки. Она была незаперта.
Воздух был как влажная простыня и пробирал до самых костей. Вокруг склонялись деревья. Он никогда не видел столько деревьев сразу. Они были кудлатые, неровные, и обступали дом, как охотники — зверя.
Между деревьев была тропа. Он зажал осколок в кулаке и пошел по ней, стараясь двигаться как можно беззвучней.
Тропа свернула несколько раз, и он вышел к озеру.
Она сидела у воды. Кожа у нее была белая, почти светящаяся, серое платье почти сливалось с сумерками, в воздухе будто отдельно парили лицо, открытые плечи и кисти рук.
Он замешкался. Он ожидал встретить колдуна или диких зверей, а не деву из лунного света.
Дева обернулась, поднялась одним гибким движением и склонила голову на бок.
— А зачем тебе кусок тарелки? — спросила она.
Он глянул на сжатый в кулаке осколок, немедленно показавшийся нелепым.
— Вместо ножа, — сказал он.
Дева вскинула темные брови. На белом лице они выглядели как прорези в папирусной маске. Зрачки у нее светились опаловым.
— Тебе нужен нож? Пойдем, — она сделала приглашающий жест и скользнула мимо него по тропе.
Она была совсем тонкая и невысокая. Он подумал, что очень странно, что женщинам и детям здесь позволяют в одиночку ходить по ночам, а потом, с запозданием — что она, наверное, фея, а у них свои законы.
Фея привела его обратно к сооружению и завела внутрь. Подошла к шершавому, молочно-белому квадрату на стене.
Фея приложила к стене ладонь, и та вспыхнула изнутри, как зарево за облаками. Фея обернулась и протянула к нему руку, он отшатнулся.
— Тсс, — сказала она. — Не бойся.
Он заставил себя оставаться на месте. Фея коснулась его виска, прикосновение было легким, почти невесомым.
— Закрой глаза, — сказала она.
Он закрыл.
— Представь себе нож.
Он представил. Самого лучшего железа, длиной две пяди, с костяной рукоятью, отполированной прикосновениями. На два пальца от рукояти засечка на лезвии — ему так и не удалось зашлифовать ее до конца. Нож, дарованный при наречении имени, когда мальчик становится мужчиной, так хорошо, так ловко ложащийся в ладонь. Если бы он ударил... как бы оно все повернулось тогда... но колдун слишком походил на человека, и он не успел ударить, а потом стало уже поздно. Слишком поздно...
