Она со вздохом поднялась и взмахом погасила проекцию.
— Мирддин, нам нужно отпустить его. Мы не можем ему помочь. Оставлять его так... будет жестоко. Я думала, что смогу включить его в экосистему, но... — она зябко повела плечами.
Прямого запрета проводить людей на Авалон не существовало. Но этим не злоупотребляли, и теперь было ясно, почему.
— Да, — тяжело сказал Мирддин. — Ты права.
Ланс зашел в здание — сам собой зажегся свет — и вздрогнул. В углу комнаты, вытянув длинные ноги, сидел колдун. Ланс непроизвольно сжал рукоять ножа. Колдун не обратил на это никакого внимания.
— От твоей унылой физиономии уже деревья вянут, — сообщил колдун. — Так что хватит тянуть кота за хвост. Напоминаю варианты — я могу вернуть тебя к твоим дорогим соплеменникам. Полагаю, они сейчас открывают для себя все прелести общинноплеменного строя. Пение хором у костра и жареную мамонтятину. Или я могу позаимствовать у тебя зубочистку и быстренько отправить тебя путями Единого, или куда там люди отправляются. Правда, это надо будет наружу выйти. А то кровищи будет, прибирайся тут потом... Так что давай решай. И быстро.
Как сговорились они, что ли...
— Делай, что хочешь, — сказал Ланс. — Мне все равно.
Колдун побарабанил пальцами по подлокотнику. На лице его отразилось отвращение. Он поднялся, повернулся к окну и покачался с пятки на носок.
Ланс сидел, сгорбившись, и молча ждал, когда он уйдет.
— Хорошо, — наконец, сказал колдун. — Я сегодня добрый. Вот тебе третий вариант.
Ланс поднял голову.
— Я могу сделать так, что ты уснешь. Без памяти. Без сновидений. Без ничего. И будешь спать, покуда стоит Авалон.
— И все пройдет?.. — медленно спросил Ланс.
— Не навсегда. Но надолго. — Колдун ощерился. Зубы у него были белые и ровные. — Три дня тебе на размышление. Думай.
Ланс бесцельно брел среди бесконечных деревьев.
Ничего не видеть. Не слышать. Не видеть. Не чувствовать.
Это было бы почти хорошо. Почти.
Лучше всего остального.
Зачем быть, если ты ничего не можешь? Если ты никому не нужен?
Он вяло подумал, что надо так и сказать. Раньше он счел бы это позором, но теперь это было уже неважно. В этом выморочном мире невозможно было проиграть и невозможно выиграть. Не существовало ни позора, ни чести. Только глухая тоска, бессмысленная и беспросветная.
Он начал пробираться назад по распадку, но, наверное, свернул куда-то не туда.
Посреди леса открылся просвет, заросший травой. По нему, друг против друга, соблюдая расстояние, как поединщики, медленно кружили колдун и фея.
— Я не поручусь, что у меня получится тебя остановить, — сказала фея. Рукава за ее спиной трепетали крыльями. — Но можешь быть уверен, что я постараюсь.
Колдун усмехнулся.
— Постарайся. Постарайся-постарайся.
В один миг фея вскинула вверх руку, колдун кинулся вперед, как ныряльщик, фея стала падать назад и рассыпалась стаей птиц, не коснувшись земли, птицы метнулись вверх и в стороны, за ними ринулся черный вихрь, ломая на ходу ветви.
Ланс сжал копье и бросился за ним, перепрыгивая через коряги и пригибаясь от летящих сверху сучьев.
Он резко вернул раз, и еще раз, и еще раз, и увидел зверя. Зверь был огромный, бурый, косматый, с вытянутой вперед мордой, горбатым загривком. Зверь встал на дыбы, оскалил белые зубы и заревел. На передних лапах болтались, ударяясь друг о друга, огромные кривые когти. Они стучали. Ланс никогда такого не слышал. Он выронил копье.
Огромная туша придавила его к земле, выбив дыхание.
Ланс очнулся. Схватил зверя левой за ухо, изо всех сил мотнул его в сторону, ударяя под ногу. Зверь сел на зад, отряхнулся, заревел и опять встал на дыбы. Ланс, не отпуская уха, рванул правой нож и ткнул вперед, пропарывая зверю брюхо. Хлынула кровь. Зверь забился в судорогах. Защелкала страшная пасть. Они повалились на землю.
Наконец, зверь дернулся в последний раз и издох.
Ланс спихнул с себя тушу, вытер лицо рукавом и засмеялся, глядя в синее небо.
— Так. Напомни мне, ради чего это затевалось.
— Посмотреть, смогу ли я тебя остановить, если у тебя опять случится состояние аффекта и ты попытаешься сделать что-нибудь, о чем потом пожалеешь. Ответ — вероятно, да, но для боевой обстановки этот способ вряд ли подходит.
— Да уж. Десятый день рождения... я такого не ожидал.
— Эльфин сдернул тебя в человека через детство. Я подумала, что это может сработать.
— Один и тот же трюк два раза не проходит.
— Да. Пришлось импровизировать.
— Ммм... мощно вышло. Впечатляюще. Эффектно. Или эффективно?..
— Не отвлекайся. У тебя случается гиперфокус. Ты видишь только что-то одно и перестаешь реагировать на все остальное.
— А ты рассыпаешься по всей биосфере.
И забываю, что вообще хотела делать. Да. Все целеполагание идет через человеческую часть.
— Это теперь так называется? Я запомню. Слушай, сколько нас тут мариновали? Почему все это шло с припевом «не будешь человеком — превратишься в нечисть и будешь долго мучиться»? Почему никто не говорил «будь человеком, это приятно»?
Чертовски приятно, кстати говоря.
Нимуэ перевернулась на живот, положив подбородок на скрещенные ладони. От близкого мха глаза у нее отливали зеленью.
— Человеком, который умеет превращаться в ветер, неуязвим, бессмертен и никогда в жизни не встречал ни в чем отказа? Определенно!
Мирддин приподнялся на локте.
— Ни в чем, ни в чем?
— А вот не надо было пытаться запрудить русло! — Нимуэ села и потянулась, подставляясь свету.
— Погорячился, был неправ, — Мирддин ухмыльнулся и забросил руки за голову, устраиваясь удобней. — Что, много разрушений?
Нимуэ замерла, прислушиваясь к чему-то незримому.
— Ммм... камнепад на западном склоне... ветровал на северном... да, еще молния попала в сосну, но огонь сразу же потушило. Ничего серьезного. Нет, погоди... — лицо ее сделалось озадаченным.
— Что случилось? — спросил Мирддин.
— Пока мы тут развлекались, Ланс полез к медведю.
Мирддин сел.
— И что?
— И убил.
— Чем? — поразился Мирддин. — Этой своей зубочисткой?
— Похоже, что так.
— Вот идиот! — восхитился Мирддин. — А сам что?
— Жив и здоров, насколько я понимаю.
— Отлично. А то капсулу мы уже разобрали.
