— Пройдемте.
Перед лабораторией уже собралась небольшая приплясывающая от нетерпения толпа.
Диан вывел вперед Джиневру и Артура:
— Это наши новые друзья, Артур и Джиневра. Они — король и королева Камелота.
Джиневра ослепительно улыбнулась:
— Кто хочет поехать в гости к нам на праздник?
«Эльфы» наперебой загомонили, и Мирддин окончательно уверился в их человеческой природе.
Диан тем временем вцепился в Артура как клещ в собачье ухо.
— Обязательно соблюдайте четкое расписание, каждый день одно и то же. Избегайте резких звуков, это может вызвать нервный срыв. Избегайте сенсорной перегрузки. Если Люк или Джил ходит на цыпочках — не обращайте внимания, это нормально. Если кто-то переспрашивает что-то двадцать раз подряд — значит, им просто нравится звук вопроса, отвечать не обязательно. Пат всегда носит с собой синего медведя, это его успокаивает. Лили не может есть ничего хрустящего, потому что не выносит звук. У всех повышенное содержание кальция в крови, осторожно с продуктами, вот список. Обязательно следите, чтобы были тяжелые одеяла, если их положить на колени, они помогают заснуть. Или еще помогает надувной спасательный жилет. У вас есть под рукой надувной спасательный жилет?
— А можно это, я не знаю, записать как-то? — наконец, взмолился Артур. — Невозможно запомнить же!
— Хорошо, — чопорно согласился Диан.
Он вернулся через полчаса и бухнул перед Артуром стопку фолиантов. Фолианты были в тяжелых металлических переплетах. Внутри был, судя по всему, пергамент. Буквицы переливались золотом, по полям пергамента скакали зайцы и обезьяны, пробелы между словами, абзацы и знаки препинания отсутствовали как класс. Артур даже не стал пытаться что-то разобрать.
Мирддин заглянул к нему через плечо, полюбовался на грифона в полосатых носках и почесал бровь:
— Знаешь, по-моему, ты распечатку по устаревшему стандарту сделал.
— Даа? — протянул Диан. — А мне показалось, в самый раз.
— Давай я сам, ага? — примирительно предложил Мирддин.
Диан что-то неразборчиво буркнул и удалился.
Артур проводил его взглядом:
— Он серьезно или издевается?
Мирддин дипломатично промолчал.
Распечатка в читаемом формате все равно более всего походила на физкультурный снаряд.
— Мерлин, — жалобно сказал Артур. — Я не осилю это все читать.
Мирддин пожал плечами.
— Ну, не читай. Отдашь тем, кто за ними присматривать будет.
— Я не могу, — грустно сказал Артур. — Я слово дал. Как я смогу понять, что о них хорошо заботятся, если не разберусь?
Мирддин задумчиво поскреб ногтем свернувшегося в клубок дракона внизу страницы. Дракон прикрывался хвостом от какого-то монаха со свитком и вид у него был крайне удрученный.
— Вообще-то, — произнес Мирддин, — у меня есть мысль, как все это можно оптимизировать.
Когда она спустилась в деревню, были уже сумерки, сиреневые и лиловые. Окошки домиков светились, как ночники в детской. Нимуэ вспомнила, как однажды Вран принес огромный кукольный дом. Он не разбирался, но окна были прозрачными, и можно было видеть, как маленькие механические человечки живут своей таинственной жизнью -танцуют в гостиных, готовят еду на кухне, курят и читают у камина. Нимуэ часами лежала на ковре, разглядывая, как движутся фигурки и пытаясь понять, что это значит. Где-то внутри — клик-клак, клик-клак — поворачивались шестеренки.
«Что заставляет их тикать?» — спросила она у отца. Вран усмехнулся: «Это люди. Людьми движут свои отдельные механизмы. Не забывай об этом». Иногда ей думалось, каково было бы это — стать маленькой-маленькой, оказаться в доме, посмотреть на него изнутри.
Как странно исполняются детские желания иногда.
Возле одного из домов человечек в ярко-красной куртке возил метлой по дорожке — не столько разгребая снег, сколько взметая в воздух мелкие ледяные блестки.
Нимуэ остановилась рядом. Человечек поднял голову и улыбнулся. Нимуэ улыбнулась в ответ.
— Привет, — сказал человечек. — Ты кто?
— Я Нимуэ, — сказала Нимуэ.
— А я Шейн, — сказал человечек.
— Тебе помочь? — спросила Нимуэ.
Шейн замотал головой и широко улыбнулся:
— Нет! Мне нравится звук.
— Я послушаю? — спросила Нимуэ.
Шейн кивнул:
— Ага!
Нимуэ присела на припорошенные снегом качели с ярким сиденьем. Скррриии, скррри, сказала цепь.
Шуррр, шурр. Топ. Топ. Хруп-хруп-хруп. Шуххх, шуххх. Шкряб, шкряб. Кликити-кликити-кликити-кланг.
Человечек махал метлой, изредка переворачивая ее и ударяя ручкой о землю, топал ногами, шаркал подошвами — и все это складывалось в сложную синкопированную мелодию, почти неслышную, как гудение пчел на лугу, и очень подходящую этому месту.
Странное оно было. Ни на что не похожее. Отгороженное от всего — но не локус. Аккуратное, уютное, максимально устроенное для жизни, полное покоем и музыкой — но не знающее ни магии, ни Жажды Авалона. Населенное людьми — но безмятежное. Что-то в нем было от химерных животных, которых люди рисуют на своих гербах — тело борзой, копыта козы, голова лошади, рог посреди лба... Они могли быть красивы, даже гармоничны, но невозможны в природе. Их можно было бы вывести только искусственно.
Нимуэ вслушалась в округу. Из людей громче всего звучал Артур — как всегда, деловитым любопытством, азартным и властным. Все иное в его спектре пробегало цветными сполохами и гасло, не оставляя значимого следа. Все остальные звучали глуше — где бы Артур ни находился, он неизменно продавливал пространство под себя. Все начинало вращаться вокруг него.
Мирддин закрылся — что он, что Диан сейчас ощущались, так, как ощущается энергетическая станция в отдалении — чуть заметное подрагивание поля на краю сознания. Если подойти совсем близко, приложить ладонь к корпусу — можно угадать, что там внутри, выплевывая протуберанцы, пляшет маленькое злое солнце — а снаружи колышутся травы, и, если отвернуться, то будет слышно, только как тихо вокруг. Как тихо...
Негромко хрупнули шаги.
— Тут совсем нет чар, — сказала Нимуэ. — Даже самых бытовых.
— Диан очень щепетильно подошел.
Мирддин сел на соседние качели, обхватив локтями железные цепи. Металл протяжно заскрипел.
— Посмотрели счастливых людей, ничего не скажешь.
Нимуэ улыбнулась:
— Нельзя сказать, что не получилось.
Мирддин вытянул ноги, прочертив ботинком борозду по снегу.
Идеальная формулировка, ничего не скажешь, пробормотал он. — Не могу не думать, что лучше быть как угодно несчастным, чем счастливым, как они.
