Шейн, отрешенно мурлыкавший под нос поодаль, вдруг поднял голову:
— Почему? — с любопытством спросил он. — Почему лучше быть несчастным?
Нимуэ впервые видела, чтоб Мирддину так краска бросалась в лицо — у него даже кончик носа покраснел. Мирддин застыл. Он не ждал, что его услышат, и было видно, как он отчаянно пытается подобрать формулировку и не может, потому что язык у него не поворачивается ответить честно.
Простодушное любопытство на физиономии человечка сменилось участием:
— Я тебя обидел? Извини!
Это было последней каплей. Мирддин выписал «глушилку» в воздухе, схватил Нимуэ за рукав и потащил прочь, доказывая горячечным шепотом:
— Потому что — зачем все, если ты не можешь осознавать, понимать и выбирать? Не различаешь добра и зла? да, духи так делают, но у духов есть выбор, а у них даже выбора не было, быть или не быть такими! как можно лишить права понимать? как можно такое попускать вообще? это... это нечестно! -выпалил он.
Нимуэ взяла его под руку.
— Просто у них все понимание совсем в другом слое. Представь себе племя чересчур рассеянных композиторов. Им тебя тоже жалко, потому что ты переживаешь из-за того, что совершенно не имеет значения.
Мирддин взял ее за плечи и развернул к себе.
— Ты сама бы согласилась на такое счастье? Ты сама?
Нимуэ опустила глаза.
— Ты же знаешь, что если бы я согласилась, меня бы тут не было. Никого из тех, кто согласился, тут нет. — Она вскинула голову. — Но это не значит, что я считаю этот путь неправильным. И не значит, что я не желала бы себе такого.
— Тогда почему? — напряженно спросил он. — Почему ты здесь и сейчас? Почему в смертных землях, почему не в Аннуине?
Глаза у него были серые, светлые, и можно было видеть, какой мир приникает с той стороны радужки; это было как смотреть на янтарно светящийся разлом земли под ногами, на алую звезду с орбиты, на пляшущие протуберанцы на фоне великого черного ледяного безмолвия, смотреть сквозь тонкое прозрачное стекло, которое человек.
И это человек сейчас просил ответа. Но человеческого ответа у нее не было.
— Потому что есть знание, которое я ценю больше безмятежности, — сказала Нимуэ.
Но она вдруг поняла, что Мирддин выдыхает, притягивает ее к себе и прячет лицо ей в волосы.
«Вот именно. Именно».
Диан стоял окраине деревни и с неприязнью разглядывал Сириус, зависший аккурат над крайней елью.
— А, — сказал он, кивком приветствуя Нимуэ. — Вот кто тут был. А то смотрю, сигнатура знакомая какая-то, и на Мирддина непохоже. Можно было догадаться.
— Я старалась вмешиваться по минимуму, — сказала Нимуэ.
Диан поморщился.
— Можно было не стараться.
Он сделал движение, будто наматывает что-то на кулак и дергает. Вокруг деревни вспыхнула на миг стена пламени и ушла в темное небо, тут же погаснув с тихим шипением, как бенгальский огонь — Диан убрал границу.
Мирддин попытался прислониться к одному из валунов, почти сливающихся с сугробами, смахнул локтем снег, обнаружил под снегом надпись «Лиам Мэдиган» и ниже — «Resurgam», спрятал руки за спину и встал прямо. Диан, кажется, ничего не заметил. Мирддин украдкой пересчитал валуны и зажмурился.
Некоторое время они стояли молча, потом раздался хруст снега, неразборчивое бормотание, и появился староста, больше всего похожий на ожившего снеговика.
— Ди, вот вы где! Пошли ужинать, Кэйти пирог сделала! Ты же любишь яблочный пирог, Ди?
— Конечно, Нил, — мягко сказал Диан. — Очень.
Староста обернулся к Нимуэ с Мирддином, сияя щербатой улыбкой:
— И вы пойдемте!
И они пошли.
Ужин был и ужин прошел; празднество это было из тех, от которых охватывает острое, неукротимое стремление поработать, желательно в тишине и с цифрами. «Эльфы» даже на стол не могли накрыть, не скандируя. («Музыка помогает им структурировать координацию», — сухо пояснил Диан). Артур прожевал пирог и кивнул — «Прям как новобранцы у нас», и они с Дианом углубились в обсуждение, как-то незаметно соскользнув к конвейерному производству. Джиневра, как и следовало ожидать, купалась в обожании. Даже Нимуэ, обычно недолюбливающая шумные сборища, выглядела вполне умиротворенной. Мирддин присмотрелся — она тихонько выстукивала ритм ногтем по столешнице, ритм расходился волнами, «эльфы» незаметно его подхватывали, и вся комната плыла, чуть заметно покачиваясь, на неявной мелодии. Похоже, никто, кроме самого Мирддина, не собирался падать жертвой «зловещей долины».
Он попытался незаметно выскользнуть наружу и наткнулся на целующихся прямо в дверях Тару и сержанта. Сержант залился краской и ткнул рукой на косяк: «Ну... так это... омела же!» Тара залепетала что-то про праздник и традиции, и Мирддин, собиравшийся уже довольно желчно высказать все, что он думает по поводу выбора места и времени для подобного рода активности, только рукой махнул.
Словом, когда вечер закончился, Диан развел всех по домам, Джиневра удалилась почивать, прихватив устрашившую их с Артуром кипу личных дел «на сон грядущий», а они все отправились передавать Артуру лабораторию и материалы, Мирддин вздохнул с облегчением.
Полевая лаборатория на то и полевая, что свернуть ее можно моментально, но вот деревенька вокруг нее была совсем другое дело. Нимуэ вызвалась заняться сканированием периферии и растворилась в ночном воздухе.
Пара часов прошла весьма продуктивно, а потом у Артура прозвенели «капитанские» часы на запястье.
— Двадцать пятое, — сказал Артур. — Самое странное Рождество в моей жизни, наверное.
— Вообще-то, Рождество не двадцать пятого, — автоматически заметил Мирддин. — И не декабря.
— И что? Я тоже родился в марте, а страна в июне отмечает.
— А ты-то почему? — удивился Мирддин.
— Потому что прадедушка Пендрагон родился в ноябре. В ноябре мерзко, а прадедушка любил парады. Так что он стукнул кулаком — король я или не король?! — и издал приказ отмечать летом. А потом прижилось. Удобно — работа отдельно, праздник для себя отдельно. И подарков в два раза больше!
— Да, как-то с этой точки зрения я ситуацию не рассматривал... — пробормотал Мирддин.
— А на Авалоне вы Рождество отмечаете? — спросил Артур, пользуясь случаем отвлечься. — Ну, у вас там традиции какие-нибудь есть?
— Есть, — буркнул Диан. — Окопаться, пригнуться и, по возможности, не привлекать внимания.
Артур не удержался и прыснул в кулак. Диан мрачно на него уставился. Артур сделал королевское лицо:
— Да-да, я понимаю. У всякого народа свои обычаи.
Диан мрачно вытянул руку к ближайшему шкафу, вытащил оттуда пробирку с чем-то зеленым, поболтал, вытащил пробку и неодобрительно принюхался.
