Научная секция Комиссии Политбюро полностью одобрила программу. Ее представили руководству. Руководство сказало: «Вы что, хотите рыночный социализм построить? Забудьте! Это за пределами политической реальности». Это было весной 85-го, когда Горбачев только пришел к власти и никто в стране и мире не знал, что скоро начнется перестройка и как она пойдет. В десятилетиями зажатой стране на первый план с открытием гласности вырвалась политика. Экономика не стала мотором перестройки. Рыжков говорит, что экономика была Золушкой. Гайдар с ним согласен, говорит: «Руководство страны не хотело проводить системные и постепенные реформы. К 1991 году дошло до полномасштабной экономической катастрофы. К этому времени говорить о постепенных реформах по китайско-венгерской модели могли только клинические идиоты».
Рыжков про 91-й год пишет:
«Экономика грозила развалиться до того, как начнет действовать любая дальноприцельная программа».
Более того, и про 89-й год Рыжков говорит:
«1989 год стал видимым началом крушения всех моих премьерских надежд».
Он вообще эмоциональный человек, Николай Иванович Рыжков. Он с чувством вспоминает, как его поцеловал умирающий Андропов. А так как Рыжков сам мечтал об экономических реформах, то принял андроповский поцелуй за благословение, а Андропова стал называть реформатором.
Более естественным выглядит душевный подъем Рыжкова, когда он вспоминает о самом начале их совместной работы с Горбачевым: «Запирались в кабинете Горбачева, сидели с утра до ночи, а вернее, ходили и даже ползали, поскольку документы, справки, статьи, записки не умещались на длиннющем столе, мы раскладывали их на полу и ползали между ними, отыскивая нужную идею, нужную цифру».
По воспоминаниям Управделами Совмина СССР Михаила Смиртюкова, изначально на должность премьер-министра рассматривались два кандидата – Николай Рыжков и Владимир Долгих. Оба в прошлом руководители крупнейших предприятий: Рыжков – Уралмаша, Долгих – Норильского горно-металлургического комбината. Но Долгих к 85-му уже 13 лет был секретарем ЦК, имел большой вес в партаппарате. По мнению Смиртюкова, «Долгих, получив пост премьера, со временем мог стать конкурентом Горбачева. Рыжков же – человек более мягкий». Экономист академик Абалкин (бывший замом Рыжкова), напротив, считает Рыжкова упрямым в отстаивание собственной позиции. Оба мнения при этом не исключают эмоциональности в его восприятии происходящего. Вплоть до инфаркта в прямом медицинском смысле.
Рыжков хотел постепенности, поэтапности перестройки экономики. Этого же хотели и советские ученые-экономисты, включая молодых Гайдара с Чубайсом. Но советская экономическая классика, с ее иллюзией вечной стабильности, в середине 80-х начинает быстро отходить на задний план. Падают цены на нефть.
Нефть – единственная настоящая валютная опора экономики СССР. На доходы от продажи нефти давно закупается зерно, потребительские товары, обслуживается внешний долг, финансируется армия и ВПК. От цен на нефть зависит весь советский бюджет. Когда в 1979 году советское руководство вводило войска в Афганистан, оно, судя по всему, не думало о том, что цены на нефть могут измениться. Хотя хорошо известно, что цены на нефть зависят не только от экономических, но и политических факторов.
Более того, очевидно, что и КГБ во главе с Андроповым не выполнил своей первейшей обязанности по обеспечению безопасности страны.
В 1981 году руководитель ЦРУ США Кейси совершает визит в Саудовскую Аравию. Саудовская Аравия воспринимает советское вторжение в Афганистан как потенциальную угрозу для себя. Вследствие этого меняется отношение Саудовской Аравии к Соединенным Штатам, т. к. поддержка супердержавы оказывается крайне существенной в новой ситуации. Штаты, в свою очередь: нуждаются в низких ценах на нефть.
По совокупности интересов Саудовская Аравия втрое увеличивает добычу нефти – и это оборачивается беспрецедентным в истории обвалом цен. Получается, что КГБ проспал ответственный момент в мировой политике, что странно, потому что именно Андропов неоднократно участвовал в манипуляциях нефтяным рынком. Так, в 1974 году КГБ содействовал Народному фронту освобождение Палестины в ведении нефтяной войны против союзников Израиля. В частности, КГБ поставлял специальные технические средства для диверсионных действий, а именно для ударов по крупным нефтехранилищам и супертанкерам в различных регионах мира. Либо в КГБ знали, что идут переговоры между США и Саудовской Аравией, сообщали об этом в Политбюро, но там были слишком увлечены игрой в Афганистане, а сам Андропов был слишком близок к высшей власти, чтобы ломать свою игру давлением на Брежнева. То есть ни в каком смысле не просчитанная советская авантюра в Афганистане к 1985–1986 гг. обваливает советский бюджет.
Рыжков, только ставший премьером в 85-м, не скрывает эмоций: «Как будто специально, нарочно, именно в 1986 году на мировом рынке произошло резкое снижение цен на нефть и газ». Его можно понять. Рухнула основа экспорта, и ее абсолютно нечем заменить. Рыжков говорит:
«Наши товары на мировом рынке не конкурентоспособны. Продукция машиностроения шла практически только в социалистические страны. «Капиталисты» брали менее 6 %».
И дальше Рыжков с досадой:
«Если что и было у нас конкурентоспособное на мировом рынке, то это оружие. Поставляли соцстранам и некоторым странам Азии и Африки. По политика не позволяла нам торговать с теми, кто не исповедовал социализм. Яна собственной шкуре почувствовал, что такое торговать оружием с так называемыми друзьями. Это постоянно растущий долг за наши же поставки. Одно только общение с несгибаемым вождем Ливийской Джамахирии Муаммаром Каддафи, с легкостью опаздывающим навстречу аж на полчаса, чего стоило!»
Рыжков бесконечно может вспоминать о советской экономике. «Вот, – говорит, – было такое понятие: «экспортная продукция». Мол, что для себя – можно похуже, а для зарубежных партнеров уж расстараемся. Стонали, но старались». К Рыжкову, директору Уралмаша, приходили начальники цехов, жаловались «Николай Иванович, давайте откажемся от экспорта. Ведь мука-же, а не работа! Каждую гайку прокрась». Рыжков говорит:
«При всеобщей разболтанности и при отсутствии конкуренции на внутреннем рынке экспортная продукция худо-бедно поддерживала уровень производства. И только. Другую выгоду от нее я, директор завода, не видел».
Валюту за проданные изделия получало Министерство внешней торговли, а директор Рыжков ходил и клянчил валюту на приобретение нового оборудования». Говорит: «Хорошо, коли давали, а могли и послать подальше». И тут же продолжает: «Как мы все тянулись к импортному оборудованию. Выпрашивали, выскандаливали то, что нами же было заработано. Побеждал тот, у кого больше пробивной силы, лучше связи».
В 86-м, при Рыжкове, выходит постановление ЦК и Совмина, которое позволяет предприятиям самостоятельно выходить на внешний рынок. Это ломает советскую монополию внешней торговли. То есть теперь продал – получил. Валютная прибыль – в карман предприятия. Дальше можешь покупать оборудование по собственному усмотрению. Кроме того, на часть валюты можно покупать потребительские товары для работников предприятия. То есть схема прекрасная. В реальной жизни все пошло по-другому.
