Рубль ничего не значит, он ничем не обеспечен, на него нечего купить. Лучше придержать зерно и по бартеру обменять на что-нибудь.
В самом тяжелом положении крупные города, в том числе Москва и Питер. Они давно сидят на поставках по импорту. Теперь для закупок нет валюты. А регионы отказываются давать продукты.
При параличе союзных структур российские институты власти не отстроены. Уже нет союзного государства и еще нет российского. Людям на это наплевать. Главное – нет продуктов. Сегодня, спустя 20 лет, в массовом сознании старшего поколения присутствует убеждение, что товары в магазинах исчезли с началом реформы. Это представление о прошлом передается по наследству молодому поколению. Оно не соответствует реальности. В 1991 году, еще в феврале, пишет школьник:
«На прошлой неделе я стоял в ужасной очереди за мясом.
Вы знаете, сколько я там стоял? Я стоял 5,5 часов…»
Короткое пояснение про мясо. Я помню эти куски. На шкуре стоял штамп «1953 год». Это распродавали мясо из запасов на случай войны. Дальше школьник пишет:
«У нас очереди за всем. Раньше я никогда не плакал, но сейчас я плачу часто. Мы стали похожи на животных».
Весна 91-го года:
«Люди в Ярославле рады очередям: стоя в хвосте, можно надеяться на покупку. Но очередей все меньше. Недели две назад выстроилась новая – за хлебом. Теперь это самая длинная, самая злая и самая отчаянная очередь».
В 91-м из экономических дискуссий ушли слова «кризис», «острый кризис», главный термин – «катастрофа». При этом очевидно, что вся ответственность за все решения в этой ситуации лежит на единственной всенародно избранной российской власти, т. е. на президенте Ельцине.
Гайдар знакомится с Ельциным в начале октября 91-го. До этого весь конец сентября Бурбулис детально обсуждает с Ельциным программу, подготовленную группой Гайдара. Главное отличие гайдаровской программы от других, которые разрабатывали уже известные экономисты Григорий Явлинский и Евгений Сабуров, не экономическое, а политическое. Гайдар трезво оценивает ситуацию: Советского Союза как политического и экономического пространства после путча окончательно нет. Надежды на то, что Горбачев уступит Ельцину место во главе федеральной власти, нет. То есть разваливающийся Союз не получит свежий импульс от прихода нового популярного лидера, и поднебесный рейтинг Ельцина не будет конвертирован в сплочение республик для проведения реформ, на что надеялся Гайдар. При этом ключевым жизненным и ресурсным пространством является Россия, и, значит, радикальные реформы надо проводить в ее границах.
С Гайдаром еще до путча были разговоры о том, пойдет ли он к Ельцину государственным советником по экономике. Гайдар тогда ответил: «Вопрос предельно прост: все зависит от того, что Ельцин собирается делать с экономикой. Если по общему направлению его намерения совпадают с моими убеждениями, то я готов серьезно рассмотреть это предложение. Тогда нужно встретиться с президентом и все обсудить». В сентябре 91-го во время работы над программой Гайдар сам для себя ставит вопрос уже по-другому:
«… если не найдется никого, кто взял бы на себя ответственность за начало жизненно необходимых, социально-конфликтных радикальных реформ, придется за это браться».
При этом он думает: «Даже в случае успеха непременно выкинут и вряд ли скажут спасибо».
Борис Николаевич встретится с Гайдаром, когда он сам, бывший секретарь обкома, бывший секретарь ЦК КПСС, впоследствии сделавший публичную политическую карьеру, а теперь всенародно избранный президент Ельцин, сделал свой выбор в пользу сложнейших и непопулярных реформ.
Впечатления Гайдара от встречи с Ельциным:
«Отдает себе отчет в том, что происходит в стране. Понимает огромный риск, связанный с началом реформ. Готов взять на себя политическую ответственность за тяжелые реформы, хотя знает, что популярности это ему не прибавит».
Это редчайший случай в российской истории – такое совпадение первого лица в государстве и человека, отвечающего за экономические реформы. Про советские времена говорить не приходится.
Председатель Совета Министров находился в однозначно подчиненном положении, потому что реальная власть сосредоточена в руках партийного руководства, а точнее, одного лица, которое и руководит экономикой по своему усмотрению и в соответствии с лоббистскими усилиями окружения.
Предреволюционная Россия знала сильных премьеров. Но взаимодействие между ними и первым лицом в критические моменты истории не сложились. Это не случилось с сильным премьер-министром Витте и Николаем Вторым. В 1905-м на фоне революции Витте сумел склонить Николая к подписанию аналога Конституции и созданию Думы, что было неслыханно для самодержавия, давно назрело и перезрело. Николай в состоянии ужаса от революции дал «добро» на модернизацию политической системы, но благодарности к премьеру не испытал, не защитил его от жесточайших нападок, в том числе националистических, и с легким сердцем подписал его прошение об отставке. Первая Дума еще не успела собраться, а Витте уже был в отставке. Премьера Столыпина Николай Второй не ценил. Сначала он был раздражен намерением Столыпина смягчить законодательство в отношении еврейского населения. Потом Николай не видел исторического смысла в либеральной крестьянской реформе Столыпина, хотя и дал «добро» на ее начало. Во время первой всероссийской переписи на вопрос о роде его занятий Николай ответил: «Хозяин земли русской». Ответ был искренний, и в силу этого Николай психологически глубоко был чужд идее Столыпина обеспечить крестьян землей. Николай был сторонником общины, т. е. боялся частной инициативы в крестьянской среде. Столыпин, в отличие от Николая, полагал, что человек со своей землей, домом, работающий, зарабатывающий, свободный – вот основа благополучия и социального спокойствия страны. Такой Столыпин видел великую Россию.
Кстати, дед Егора Гайдара Аркадий Гайдар по линии матери Натальи Аркадьевны, приходился родственником Михаилу Юрьевичу Лермонтову. В свою очередь Петр Аркадьевич Столыпин также находился в родстве с Лермонтовым. Бабушка Лермонтова, Елизавета Алексеевна, была родной сестрой деда Столыпина, Дмитрия Алексеевича. По совокупности этих родственных обстоятельств Егору Гайдару было не уйти от судьбы.
В октябре 91-го года желающих пойти в правительство было немного. Это время, когда люди ищут любые предлоги, чтобы не идти в правительство. В конце октября Ельцин принимает решение лично возглавить правительство, т. е. поддержать, прикрыть своим авторитетом, рейтингом тех, кто будет осуществлять заведомо непопулярные реформы.
Ельцин выступает на V Съезде народных депутатов РСФСР. Излагает суть предлагаемых реформ – либерализация цен, приватизация, земельная реформа, структурная реформа, весь этот невероятный выход из обломков советской системы. Ельцин говорит, что сам возглавит правительство, просит дополнительных полномочий на время начала реформ. Ельцин получает поддержку съезда. Точнее, съезд с удовольствием отдает Ельцину всю ответственность.
