На самом деле у него была почти трагическая роль в фильме «Летят журавли». Сын Меркурьева говорит: «В этой роли был весь папа. Такой же, как на экране, он был и в жизни». Русского интеллигента со скрытым взрывным темпераментом Меркурьев играет у того же Калатозова, который снял «Верных друзей».
Вспоминает Леонид Виноградов, сын той женщины, что жила у Меркурьевых между двумя лагерными сроками: «Я посмотрел «Летят журавли» и сказал ему: «Василий Васильевич! По-моему, это ваша лучшая роль в кино». И Меркурьев вдруг закричал жене: «Ириша, ты слышишь? Ты слышишь, что он говорит? А они… – и махнул рукой».
Он хочет сыграть Отелло. Над ним посмеиваются.
Но совсем под занавес он начнет репетировать Рембрандта.
Он болеет. Приезжает на репетицию, еле идет, еле поднимается по винтовой лестнице. Одеваться сам не может. Ему помогают. Идет в кулису. Там садится, опустив голову, опустив руки.
Репетиция «Рембрандта» идет ночью, после очередного спектакля. Меркурьев выходит на сцену в полном костюме и гриме. Он совсем болен. Он хочет хоть раз, хоть на репетиции целиком в полную силу сыграть эту роль.
Зал пустой. Только актеры и рабочие сцены. Его Рембрандт умирает. Пастор призывает покаяться. Меркурьев, на пороге собственной смерти, спокойно и просто отвечает:
«Как будто не в чем. Не убивал, не предавал. Работал».
Отвечая как-то на вопрос, как ему удалось за его рискованную жизнь избежать соблазна подлизаться, Меркурьев ответил:
«Рад бы лизнуть – укусить боюсь».
1979
Летом 1979 года писатель Василий Аксенов, публично обруганный Хрущевым в 63-м, но получивший официальное признание в 60-е годы, вместе с писателем и литературным критиком Виктором Ерофеевым уезжает в Крым. Коктебель – любимое место российской творческой интеллигенции с конца XIX века. Дом Волошина будет убежищем в годы Гражданской войны. Оттуда и пошло ощущение, что Крым – островок свободы.
Начинался 1979 год буднично. В январе разгромлен литературный альманах «Метрополь». Идея альманаха – представлять публике литературные тексты, ранее не публиковавшиеся по причине того, что были «непроходимыми» в других печатных изданиях. Цель – расширить картину советской литературы.
Замысел принадлежит Василию Аксенову и Виктору Ерофееву. Они приглашают к сотрудничеству и знаменитых, как Вознесенский и Ахмадулина, и тех, кого не печатают. Они обращаются в официальные инстанции с невероятным предложением: напечатать альманах в СССР без предварительной цензуры. Подготовлено 12 машинописных экземпляров. Макет альманаха делает знаменитый сценограф Театра на Таганке Давид Боровский. Художник Борис Мессерер рисует символ альманаха – граммофон.
Альманах решают представить на большой, человек в триста, тусовке в кафе «Ритм» около Миусской площади в центре Москвы. Открытость, гласность намеченного мероприятия ни в какие рамки не лезут.
Власть за последнее время только-только попривыкла и нашла способ поведения в случаях индивидуального неподчинения отдельных членов Союза писателей. Они печатают свои произведения за границей, потому что в СССР запрещено, а власть высылает их из страны и лишает гражданства. Как, скажем, Солженицына.
По сталинским меркам, лишить человека гражданства, Родины – это гуманно. Он отщепенец, хочет за границей печататься – и его выслали, и его больше вроде как нет. А население никто не беспокоит. Население спокойно.
Альманах «Метрополь» – политически новая история.
Власти не важно, что в их произведениях нет политической крамолы. Эти люди – не одиночки, они – группа, а значит, групповщина.
К тому же писатели хотят публикации своих произведений не за границей, а в своей стране. Ко всему прочему, эти ребята приглашают на презентацию «Метрополя» иностранных журналистов.
В день презентации альманаха кафе «Ритм» оцепляет милиция. На дверях вывешивается табличка «Санитарный день».
В истории с альманахом «Метрополь» ЦК КПСС не хочет демонстрировать собственное участие. Разруливать ситуацию велено Союзу писателей. ЦК и КГБ осуществляют кураторство.
Из стенограммы заседания секретариата МО СП СССР 22 января 1979 года.
Феликс Кузнецов:
– Мне кажется, в альманахе четыре ведущих направления: 1) приблатненность, 2) изгильдяйство над народом, 3) сдвинутое сознание, 4) секс.
Юрий Жуков – политобозреватель «Правды»:
– Кое-кто на Западе хочет изнутри разложить наше общество, чтобы облегчить расправу над ним.
Кулешов:
– И не надо их обсуждать у писателей, а надо – на заводе Лихачева. Пускай ответят перед рабочими. У меня вопрос к Аксенову. Ты понимаешь, Василий, что будет, если альманах попадет на Запад?
Феликс Кузнецов:
– Аксенов ведет себя не как литератор, а как политический лидер. Всем понятно, что вы не прозрачны, как стекло, Василий Павлович.
– Дело шьешь, Феликс? – весело отвечает Аксенов.
Ерофеев пишет:
«Мы и в 79-м смеялись над этим бредом. Это ерунда по сравнению с мукой Анатолия Марченко, который просидит в общей сложности 19 лет и умрет от голодовки в 86-м году. Мы просто увидели власть: она не перла вперед на своем идеологическом бульдозере, как в первые годы Октября. Она едва ползла, маразматическая, разваливающаяся, но при этом готовая губить все живое только для того, чтобы ей не мешали гнить дальше».
Вот после этого Аксенов с Ерофеевым и уехали в Крым.
История с альманахом «Метрополь» на нашем историческом фоне – просто детская. Аксенов так и называет Союз писателей, который с ним разбирался: «Детский сад строгого режима».
Сталин установил рекордно высокую планку в смысле восприятия жизни: можно убивать и сажать миллионы без всяких последствий. В этом свете посадки диссидентов при Брежневе выглядят вегетарианством, а население просто не понимает правозащитных стремлений этой незначительной группы интеллигенции.
А уж разборки в Союзе писателей действительно кажутся детским садом. Попова и Ерофеева выгонят из Союза писателей. Ну, сломают карьеру. Липкин и Лиснянская выйдут из СП самостоятельно. Ну, не будут печатать, денег не будет. Аксенов тоже выйдет из Союза писателей в знак солидарности. Но ведь его позовут читать лекции в Штаты и его выпустят. Правда, лишат гражданства. Но в массовом восприятии и в восприятии номенклатуры это не поражение в правах. Заграница – это награда, выигрыш всей жизни, это сладкий сон.
«С высоты фривея уже видна была стрелка, песчаная коса, любопытное явление природы. По восточному берегу косы шли пляжи, причалы катеров и яхт, городки и поселки трудящихся, ультрасовременные поселения с максимальными удобствами. На северном хвосте косы был поселочек».
