И я написал песню: «Еду я на Родину, пусть кричат – уродина, но она нам нравится, спящая красавица». Песня, конечно, далека по совершенству форм от стихов Пастернака, но, с другой стороны, посыл ей был. То есть все вместе бродило, все разговоры, беседы с нашими классиками, я их воспринимал, вот это чтение, как абсолютно реальную, живую беседу. Потому что я находился точно в таких же условиях, абсолютно занесенный снегом, и эта Россия, эти бесконечные зимние ночи со звездами, небесами и совершенно революционная эпоха и кровища, льющаяся уже на окраинах державы. И вот этот мрак и ужас, отчаяние и непонимание всего того, что происходит, эта беспомощная элита, которая пытается что-то сделать и направить все в какое-то мирное русло, тоже ничего не выходит. Потому что все всегда в первый раз. И тогда ты понимаешь, что ты сидишь в этой деревне, блин, Юрий тоже тебя зовут… У этой печки, где бабка умирает, за печкой стонет, и мать там варит на печке какую-то кашу, блин. И это все сошлось, блин. Все сошлось.
1987
В январе 1987 года в прокат выходит фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Фильм-символ. О нашем прошлом, с которым мы не знаем, что делать. Извлекать на поверхность, изучать или прятать подальше и держать как скелет в шкафу. Тогда мы много спорили – хорошо или плохо, что фильм весь из символов. Прошлое было жестоким и натуралистичным. Многим хотелось, чтобы первый фильм был стилистически адекватен пережитому прошлому. На самом деле мы мало что представляли себе из этого прошлого. В 87-м еще не опубликованы ни Солженицын, ни Шаламов, ни Гроссман. И публикация документов будет очень не скоро.
В 1987 году Михаил Горбачев третий год у власти. Он пришел после дряхлых, еще сталинских выдвиженцев: Брежнева, Андропова, Черненко, которые к тому же умирали один за другим. Уход первых лиц по естественным причинам происходил так быстро, что возникло смутное массовое ощущение близости перемен. Хотя никто не знал, каких именно, и даже предположить ничего не мог. Политика на массовом уровне давно никого не интересовала. Население от власти давно отчуждено, настолько, что до нее вообще не было никакого дела. Все занимались поисками пропитания, скупкой дефицита, устройством детей в институт по блату, за границу не ездили, кто ездил в командировку за рубеж – тому завидовали. Взятки давали редко деньгами, чаще продуктами или встречными услугами, пили, защищали диссертации, читали запрещенные книжки – в общем, жили как умели и как хотели в рамках советских вариантов. Все было привычно, предсказуемо, стабильно, а дальше хоть трава не расти. И наверху такую стабильность ценили. «Стабильность». Именно с таким ударением на первом слоге любовно выговаривал это слово брежневский завотделом науки ЦК Трапезников.
Горбачеву в момент прихода к власти было 54 года. По меркам брежневского Политбюро он совсем молодой человек.
Для мирного советского времени, т. е. без войны и без террора, когда работает свой особый социальный лифт, Горбачев сделал быструю блестящую карьеру, пройдя от и до знаменитую советскую аппаратную школу. К власти он приходит абсолютно традиционным, советским аппаратным способом.
Но сразу после прихода Горбачева к власти выясняется, что ситуация гораздо сложнее.
В мае 85-го года Горбачев приехал в Ленинград. Выступил в Смольном перед активом городской парторганизации. Говорил без бумажки. Уже этим поразил всех присутствующих. Потом в городе произошло вообще черт знает что. На углу Невского и Лиговки Горбачев остановил кортеж, вышел на тротуар. И шагнул в толпу. Он толком не знал, о чем говорить с людьми, люди стояли обалдевшие. Кто-то зачем-то поднимал детей, кто-то вдруг истерично выкрикнул: «Да здравствует КПСС!». Охранники предынфарктно ощутили свою профнепригодность в новой ситуации. Такого не было никогда.
Выкрик «Да здравствует КПСС!», донесшийся из толпы, не случаен. Он на тот момент выражает представления и власти, и населения: необходимы перемены под руководством партии в рамках существующей системы. Другой системы, другой партии никто не знает. Всякие изменения – только сверху.
Наверху в этот момент самые радикальные силы – это шестидесятники, т. е. антисталинисты, убежденные, что Сталин извратил ленинские идеи, которые были, безусловно, прекрасны. Эти настроения однажды при Хрущеве ненадолго возобладали, но тогда оттепель была короткой, робкой. Горбачев – шестидесятник. Сам из семьи, перенесшей репрессии. Один дед Горбачева принял советскую власть, был председателем колхоза, в 37-м его арестовали. Горбачев вспоминает, что даже соседские мальчишки избегали общения с ним. Деду повезло, его через год освободили. Горбачев в воспоминаниях воспроизводит рассказ деда о пребывании в тюрьме: «… следователь слепил меня яркой лампой, бил, ломал руки, зажимая их дверью. Напяливали на меня сырой тулуп и сажали на горячую плиту». Второй дед Горбачева советскую власть не принял, в колхоз не вступил, в голод 33-го года у него умерло трое детей. Самого его арестовали в 34-м, был в лагере, и тоже повезло – вернулся. Горбачев искренне голосовал на XXII съезде за вынос Сталина из Мавзолея. На XXII съезде КПСС Горбачев оказался как глава Ставропольского крайкома ВЛКСМ. Он был ночью на Красной площади, когда Сталина перезахоранивали у Кремлевской стены. Позже про Хрущева Горбачев напишет совершенно правильно:
«… с одной стороны, смелость, решительность, готовность пойти против течения, с другой стороны – ограниченность политического мышления, неспособность вскрыть причины явлений, с которыми он вел борьбу».
Сам Горбачев в 85-м начинает с повтора хрущевского пути.
Необходимы изменения. Но систему не трогать. Горбачев хочет начать с научно-технической модернизации.
Корни горбачевской антиалкогольной кампании в уверенности, что модернизацию страны можно провести простыми, испытанными способами. Быстро отучить людей пить. Они протрезвеют и начнут работать с высокой производительностью труда. Горбачев рассчитывает силовым, внеэкономическим способом победить пьянство. Это андроповский способ.
Тот, чтобы заставить людей работать, отлавливал их днем в банях, кинотеатрах и в магазинных очередях за продуктами, которых не бывает вечером. Это ничего не решало. Даже в закрытых военных НИИ с жесткой пропускной системой люди выстраивались в очередь к проходной часа за полтора до окончания рабочего дня. Это не вариант итальянской забастовки, это норма советской жизни. Антиалкогольная кампания Горбачева – его последний, прощальный привет Андропову. С которым у Горбачева связан решающий жизненный этап. Именно Андропов примет участие в перемещении Горбачева из Ставрополя в Москву, в ЦК.
Горбачев был первым секретарем крайкома ВЛКСМ, потом первым секретарем Ставропольского горкома КПСС, потом вторым секретарем крайкома КПСС, потом стал первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. Ему – 39. Он самый молодой на такой должности в стране. Горбачев в воспоминаниях говорит о роли первых секретарей:
«… их роль можно сравнить разве что с положением царских губернаторов. Вся полнота власти на местах – в их руках. Все выборные органы они подгоняют под себя. Ни одно мало-мальски руководящее назначение не проходит мимо них. Свою власть они получают не в результате альтернативных выборов, народ их не выбирает, они получают власть от Москвы – Политбюро, генсека. То есть власть огромна, в регионе безгранична, но он может лишиться должности в случае изменения настроения в Москве».
