– Но… но… – в панике залепетал Жэньди. Между тем кони тронулись и карета стала удаляться. – Сын магистрата – он не там! Не в том городе!
– Ничего, справимся! – крикнул из окошка кареты герцог и небрежно махнул рукой. – Мои люди найдут кого хочешь. Из-под земли достанут!
Жэньди не нашёлся что сказать. Он лишь растерянно смотрел вслед герцогу, вместо того чтобы кланяться на прощание, как делали Пэйи и хозяин Чао. Облако пыли взметнулось ввысь, словно выдох подземного дракона. Когда оно скрыло кареты и всадников от глаз Жэньди, он ощутил странную смесь облегчения и разочарования.
Глава 30
Когда Жэньди, Пэйи и хозяин Чао вернулись в гостиницу, было уже далеко за полдень. Они тотчас приступили к своим обычным обязанностям и смогли сделать передышку, только когда госпожа Чан и господин Шань пришли ужинать.
Все сели за стол – все, кроме Жэньди.
– Госпожа Чан, – сказал он, – я хочу рассказать историю.
Пэйи уставилась на него с таким же любопытством, как утром, когда он говорил с герцогом, но госпожа Чан вовсе не выглядела удивлённой. Она кивнула, и Жэньди начал свой рассказ.
Магистрат Тигр очень гордился императорскими призами. Ган он наполнил водой с золотыми рыбками и поставил на самое видное место в зале для приёмов. А прямо над ганом, на полку высоко под потолком, он поместил бело-голубую миску для риса на золотой подставке. Всем посетителям, желая впечатлить их своей мудростью, он рассказывал, как ответил на немыслимо сложные загадки императора.
Сын магистрата Тигра презрительно хмыкал, вновь и вновь слушая отцовский рассказ, который от раза к разу обрастал всё более удивительными подробностями. «Он нам даже спасибо не сказал, – говорил мальчик сестре, обиженно выпятив губу. – Миска и ган по праву должны быть нашими!»
Со временем обида не утихала, а лишь разгоралась сильнее. И вот однажды мальчик стоял на пороге отцовского зала для приёмов – входить туда ему было запрещено – и жадно вглядывался внутрь. Золотая подставка вспыхнула на солнце. Это знак, решил мальчик. «Я только посмотрю», – сказал он себе и вошёл.
Неслышно, на цыпочках, он приблизился к большому гану. Ган был выше него и шире в обхвате и походил на сосуды, в которых делают вино. Только, в отличие от простых и грубых глиняных ганов, этот был из тончайшего фарфора, на ощупь гладкого и холодного, как отполированный нефрит. Мальчик привстал на полку и заглянул в ган. Дюжина оранжевых рыбок резвилась в воде, словно маленькие колышущиеся огоньки. На мальчика взглянуло его отражение – в глазах плескалась тайна, – и над головой что-то ярко полыхнуло.
Он посмотрел вверх и увидел высоко над собой бело-голубую миску для риса, застывшую на золотой подставке. Мальчик потянулся за ней, но рука его доставала лишь до дна подставки. Он забрался повыше, на полку, что висела над ганом. Дотянется ли он до миски? Да!
– Что ты делаешь? – раздалось у него за спиной.
Мальчик резко развернулся – и, к своему изумлению, увидел сестру. Она смотрела на него разинув рот. Но не успел он вымолвить и слова, как бесценная миска выскользнула у него из пальцев. Он, судорожно пытаясь поймать миску, наклонился, покачнулся, поскользнулся и – плюх! – упал прямо в ган!
Холодная вода обожгла, заполнила глаза и рот. Он бился локтями о скользкие стенки, но не мог нащупать край. Плыть он не мог – было слишком тесно. Дна под ногами не было. Мальчику казалось, что невидимые руки тянут его вниз. Он бился и извивался, но вода давила, не выпускала. Лёгкие уже горели огнём – сухим, жарким, удушающим. Он смутно слышал крик сестры. Руки у неё были слишком короткими, чтобы дотянуться до него, и слишком слабенькими, чтобы перевернуть тяжеленный ган. Ей бы надо позвать кого-нибудь на помощь, подумал он, погружаясь во тьму. Но уже поздно. Он тонет, тонет…
Хр-р-рясь! Вода отхлынула от лица, и мальчик оказался на полу, захлёбываясь и кашляя. Сестра была рядом, она держала его голову. О, воздух, прекрасный, сладкий воздух! Тьма в глазах отступила, и он понял, что произошло.
Сестра не могла ни вытащить его, ни перевернуть ган, а позвать на помощь она боялась, поэтому она взяла со стола тяжёлый чернильный камень и что было сил метнула в ган. Тонкий фарфор треснул как яичная скорлупа, и тогда она разломила ган и сумела вызволить брата. До чего же она умна! Мальчик смотрел на неё с благодарностью.
– Это ещё что такое? – раздался грозный рёв, и дети задохнулись от ужаса. Отец!
Острый, пронзительный взгляд магистрата Тигра охватил сразу всё: промокшего до нитки сына, побелевшее лицо дочери, упавшую на пол миску для риса, лужу воды, умирающих рыбок и, наконец, осколки его дорогого, бесценного, подаренного императором гана.
– Мой… ган… мой… – Хриплый его голос перерос в громовой рёв раненого зверя. Дрожащими руками он схватил осколки и уставился на них, не веря своим глазам. – Он разбит!
– Это сделала я, – сказала девочка дрожащим голосом.
– Чтобы спасти меня! – быстро добавил мальчик. – Я тонул!
– А МНЕ ПЛЕВАТЬ! – взревел магистрат Тигр, и в этом рёве смешались боль и гнев. – МОЙ ГАН! ПОДАРОК ИМПЕРАТОРА!
– Мы больше не будем… – прошептала девочка, всхлипнув.
– БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТЕ? ВСЕГО ЛИШЬ ТОЛЬКО БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТЕ? АХ ВЫ НИЧТОЖНЫЕ ЧЕРВЯКИ! – Ярость магистрата Тигра взорвалась фейерверком и обрушилась на детей тысячью петард. Он потрясал осколками гана. – ДА ЭТИ ОБЛОМКИ ВО МНОГО КРАТ ЦЕННЕЕ, ЧЕМ ВЫ!
Девочка трепетала, как воздушный змей, подхваченный тайфуном, но мальчик оставался странно спокойным. Как будто красный уголёк, медленно тлевший внутри, внезапно разгорелся. Отец видел сына на полу, отец понял, что сын едва не утонул, – но бросился не к нему, а к разбитому гану!
Сердце мальчика сжалось от горечи и обиды; ярость, всколыхнувшаяся в нём, была сродни отцовской. Мать солгала ему! И сестра тоже! Все солгали! Отец рычал, лгал и обманывал не ради него! Отцу на него наплевать! Разбитый ган ему дороже сына! Мальчик внезапно ощутил, что ненавидит всех. Всех и всё. Мать, сестру, отца, свой дом. Пропади это всё пропадом. Пропади он сам пропадом.
С этой мыслью мальчик схватил мокрую, чудом уцелевшую миску для риса и встал. Не сказав больше ни слова, он вышел из зала, оставив за спиной и злобный рёв, и жалобные всхлипы.
– Но ведь это ещё не конец истории? – спросила Пэйи.
Жэньди пожал плечами. В небе, как и в столовой, стояла напряжённая тишина. Солнце уже опустилось за горизонт, но всё ещё было светло.
– Что было дальше? – настаивала Пэйи. – Что сделал мальчик?
