Дядя проходит мимо, буквально в нескольких дюймах от моего лица.
Но меня он не видит. Он не отрывает взгляда от затылка идущего впереди Бо.
И вот они минуют нас, выходят из рощи, направляясь назад, к Ближней. Оставшись одни, мы с Коулом еще долго стоим, прижавшись к дереву, в сгущающейся ночной тьме. Коул испускает тихий протяжный вздох, который щекочет мне шею, и я вздрагиваю.
– Пронесло, – шепчет Коул. Я отлипаю от ствола, и мы выбираемся на тропинку.
– Коул, они хотят тебя посадить.
– Я уничтожу улики.
– Ты что, не понимаешь? Дело не в этом. – Я останавливаюсь и прислоняюсь к дереву. – Им неважно, делал ты это или нет. Как мы можем доказать, что ты невиновен?
– Никак не можем. Им наплевать на доказательства.
– Мы должны найти того, кто в самом деле это делает, – говорю я. – А если это и впрямь Ведьма Ближней, если она как-то сумела вернуться, как нам ее найти? Как нам ее остановить?
У меня стучит в висках. Я чувствую себя разбитой.
– Лекси, – Коул говорит странно спокойно, может быть, это от усталости, – ты сама говорила, что детские голоса исходили не от детей. И что след на траве – не от ног. Это чары. Много ли ведьм в вашей деревне?
– Сестры, потом Ведьма из Ближней – но она вообще-то мертвая – и еще ты, колдун.
– Ты доверяешь сестрам?
– Конечно.
– А мне ты веришь? – спрашивает он.
Я делаю шаг навстречу ему.
– Верю.
– Тогда остается Ведьма из Ближней.
Я неуверенно киваю. Внутреннее чувство подсказывает мне, что это правда или, по крайней мере, такое возможно. А отец всегда учил меня доверять внутреннему чувству. Но что же она творит и зачем – а главное, как можно остановить мертвую ведьму? У меня кружится голова. Поспать, хоть немного, умоляет мое тело.
– Мы все выясним, Лекси, – Коул подходит ко мне вплотную и проводит пальцем по моей щеке. – Что случилось с Ведьмой из Ближней в той истории?
– Ее прогнали. Заставили уйти из Ближней. Она умерла в одиночестве, где-то посреди пустоши. Это было много веков назад.
– Как об этом рассказывал твой отец? Может, в его словах заключены подсказки.
Положив голову Коулу на грудь, я прикрываю глаза. Мысли путаются, но я заставляю себя не спать и пытаюсь поточнее вспомнить, чем оканчивалась та папина история. Трудность в том, что, когда начал рассказывать историю и остановился на середине, бывает очень трудно продолжить с того же места. Я запоминаю целиком, а не по кусочкам.
– Попробуем, – шепчу я, хоть и чувствую, что вот-вот могу уплыть. – Ближняя Ведьма была частью всего и ничего. И она любила деревню и детей любила, даже очень. В иные дни, когда она была в добродушном настроении, то показывала им фокусы. Совсем маленькие: то у нее в мгновение ока зацветали цветы, то ветер начинал шептать что-то, похожее на слова. Дети обожали любое волшебство, они радовались необычному зрелищу и ее любили за это.
Я замолкаю, потому что папа всегда умолкал в этом месте. Следующую часть он рассказывал мне только раза два или три, и сейчас мне нелегко найти нужные слова.
– До поры до времени. До той поры, когда в саду умер мальчик и мир переменился. Три охотника, защитника деревни, изгнали ведьму. В ту же ночь ее дом врос в землю, а сад зарос бурьяном. И больше ведьму никогда не видели. Но слышали, как она поет в пустошах, убаюкивая холмы. Шли годы, много лет, и пение становилось все тише, пока, наконец, ветер не стал его заглушать. А потом оно окончательно смолкло. И это было последнее, что известно о Ведьме из Ближней, – я вздыхаю. – Не слишком это все полезно, но, по крайней мере, мой отец рассказывал эту историю именно так.
Коул внимательно смотрит на меня, чуть отклонившись назад.
– Ты так говоришь, как будто есть и другая версия.
– Думаю, что есть, – я мотаю головой, чтобы проснуться, – Магда никогда ее не рассказывала, но я знаю, в этот конец она не верит. Я как-то сказала ей об этом, но она только скривилась и покачала головой.
– Что ж, для начала неплохо. Если есть другое окончание, сестры держат его при себе, возможно, что в нем заключена правда. Мы спросим у них утром.
– Мне они не доверяют, – замечаю я.
– Они никому не доверяют. Но нам скажут. А теперь иди домой. Спать.
Коул касается губами моей макушки и поворачивается, чтобы уйти.
– Постой, – я хватаю его за рукав. – А как же Отто? Он же вернется.
– За меня не беспокойся. Все будет хорошо.
– Но как? – У меня в груди камнем ворочается тревога. – Где ты собираешься спрятаться?
Словно в ответ вокруг нас начинает крутиться ветер, поднимая с земли сухую листву, и прямо у меня на глазах Коул начинает бледнеть, границы его фигуры расплываются, сливаются с ночной мглой.
– Места много.
Я крепче хватаю его руку, боясь, что он совсем исчезнет. Но ветер стихает, а Коул стоит рядом со мной, он снова человек из плоти и крови.
– Долго ли ты сможешь прятаться? – спрашиваю я в отчаянии.
– Пока не найдем настоящего виновника. Пока не найдем детей. После этого мне не нужно будет скрываться.
Это не совсем тот ответ, который я хотела услышать, но приходится смириться. Я привстаю на цыпочки и целую его в щеку.
– На всякий случай, – шепчу я.
Коул кладет руки мне на талию, но колеблется.
– В чем дело? – Я отступаю на шаг.
– Я устал. Мне трудно держать все под контролем.
– Тогда просто стой спокойно. – Я сама приближаюсь к нему, осторожно, плавно, как к пугливому оленю. Когда наши губы уже почти встречаются, я замираю, ожидая, что он отпрянет, но он не двигается. Наше дыхание смешивается.
– Стой спокойно, – повторяю я, и наши губы соприкасаются. Тучи над головой вдруг замирают, останавливаются, как будто им, как и мне, хочется продлить этот миг. Когда я отстраняюсь, то вижу на его лице что-то новое, еле уловимое, след улыбки. Усталой, но все же улыбки.
А потом уже он обнимает меня и привлекает к себе, его холодная рука скользит по моей спине, а он покрывает поцелуями мое плечо, шею. Его волосы щекочут мне кожу, и я тихонько смеюсь. Это так хорошо – быть рядом с ним и смеяться. Ветер вокруг нас то набегает волнами, то успокаивается. Небо над головой очень мрачное, оно почти черное, и я понимаю, что это неправильно. Самая темная часть ночи позади, сейчас должно бы уже светать. Запрокинув голову, я смотрю наверх, на небо сквозь кроны деревьев. Тучи по-прежнему там, загораживают луну.
– Коул, – шепчу я, потому что ветер начинает усиливаться, – Коул, стой спокойно.
Он впивается в меня взглядом и хмурится.
