У меня слегка подрагивают колени, но я только сглатываю и выше поднимаю голову.
– Я здесь, чтобы поговорить с вами, сэр.
Только теперь он, наконец, поворачивается, чтобы взглянуть на меня. В глазах мастера Мэтью всегда светится мягкость – свойство, не слишком типичное для членов Совета. Это, должно быть, оттого, что у него есть семья, дети, внуки. Такие вещи нас смягчают, шлифуют острые края.
Он опускает голову и сквозь очки окидывает меня взглядом – а я стою без плаща, стараясь не дрожать от холода и всего остального, что не имеет отношения к погоде.
– Ты очень похожа на своего отца, когда стоишь вот так. Как будто готова бросить вызов всему миру и решить все проблемы, главное – повыше поднять голову. – Я молчу, и тогда он продолжает: – Выдохни, Лекси, и перестань задерживать дыхание. Не так уж важно, прямо ли ты стоишь.
Он поднимает голову и жестом приглашает меня подняться. Я встаю рядом с ним. Небо на западе окрашивается красным и оранжевым, а мне в голову приходит только одна мысль – о пожаре.
– Мне нужна ваша помощь, мастер Мэ…
– Просто Мэтью.
– Мэтью, – повторяю я шепотом. – Мне нужно, чтобы вы рассказали мне историю.
Высоко подняв брови, он оборачивается ко мне. Закатное солнце заливает его морщины красным светом. Мне становится интересно, сколько же ему лет. Должно быть, не меньше восьмидесяти, но иногда он поворачивает голову так, что кажется на много лет моложе.
– Мне очень нужно, чтобы вы рассказали мне историю Ведьмы из Ближней. Самый конец.
В один неуловимый миг взгляд из заинтересованного становится настороженным. Я стараюсь не дрогнуть, не спасовать перед его холодными бледными глазами.
– Ту часть, где Совет утащил ее в пустошь и предал земле,… – Неужели это я говорю ему? – Мне правда очень важна именно эта часть…
Раздражение на его лице снова сменяется удивлением, но я не знаю, что его изумило больше – сама просьба или моя дерзость. Мой отец улыбнулся бы. А дядя Отто, наоборот, оставил бы от меня мокрое место, окажись он сейчас здесь.
– То, что я знаю, – всего лишь старая легенда и не более того, дитя, – в его голосе нет угрозы, но нет и доброты. Каждое слово обдумано и тщательно взвешено.
– Я считаю, что Ближняя Ведьма вернулась и это она уводит наших детей. Если я сумею найти место, где она похоронена, то, думаю, найду и их. Как же вы можете не помочь, если это единственный способ найти вашего внука? Повесив вину на чужого, Эдгара не вернуть. Что, если с ним расправятся, а дети по-прежнему будут пропадать? Что вы тогда будете делать? Даже если вы не верите, что это дело рук ведьмы, надо хвататься за любую возможность – а это намного реальнее, чем то, что есть у дяди и его помощников.
Я чувствую себя так, будто в легких закончился последний воздух.
После мучительно долгой паузы он заговаривает.
– Ближняя Ведьма мертва, дитя. Гоняться за призраками – неблагодарное дело.
– Но что, если…
– Она мертва. – Он с силой швыряет книгу об пол. – Уже несколько сот лет, как умерла. – Он смотрит на свои руки, на побелевшие пальцы, вцепившиеся в перила. – Ее давным-давно нет. Так давно, что все это уже превратилось в сказку. Так давно, что мне иногда кажется, что ее и вовсе не было.
– Но если есть хоть какой-нибудь шанс, – осмеливаюсь пискнуть я, – даже если это глупая фантазия. Фантазия лучше, чем ничего.
Я накрываю его руки своими – у нас обоих они холодные, потому что в небе гаснут последние лучи света. Мастер молча смотрит на мои пальцы.
– Моя сестренка, Рен, дружит с Эдгаром. Они почтит ровесники. Я не могу… – я крепче сжимаю его руки, – не могу сидеть сложа руки и ждать, пока и она пропадет. Пожалуйста, Мэтью, – я не замечаю, что плачу, пока слова не застревают в горле.
Мастер Мэтью не смотрит мне в глаза. Он уставился на небо, утратившее цвет, окрашивающее мир в разные оттенки серого.
– Пять холмов на восток, в маленьком леске, – слова звучат чуть громче шепота, он не выговаривает, а выдыхает их. – Самый первый Совет унес ее на восток, подальше от пепелища, за пять холмов, а там увидели маленький лесок. Если верить рассказам, рощица была совсем крошечная, несколько кустиков, но на пустоши если уж что-то решает вырасти, то растет быстро.
Странно, но так со всеми бывает: начав выбалтывать секреты, мы не можем остановиться. Какой-то заслон прорывается внутри, и, хлынув, поток изливается наружу.
– Я предпочитаю верить, мисс Харрис, что Совет, делая это, верил, что поступает – не правильно; «правильно» – неподходящее слово. Они верили, что это необходимо.
– Она не убивала мальчика.
Он, наконец, поднимает на меня глаза.
– Сомневаюсь, что это имело какое-то значение.
Только в эту минуту я осознаю, какая страшная опасность грозит Коулу. Руки сами соскальзывают с пальцев мастера Мэтью.
– Спасибо вам.
Он устало кивает.
– Ты и в самом деле очень похожа на него, на своего отца.
– Не пойму, вы считаете, что это хорошо или плохо?
– Какая разница? Это просто правда.
Я спускаюсь вниз, когда он вдруг бросает мне вдогонку, так тихо, что я едва слышу:
– Желаю удачи.
Улыбнувшись ему, я бегу на север, к дому, чтобы переждать там ночь.
* * *
К нашей двери приколочена деревянная ворона.
Средняя палка искривленная и узловатая, почти, как пальцы у Магды. Два длинных гвоздя прошили ее насквозь: одним палка прибита к двери, второй торчит из нее, как ржавый клюв. По бокам торчат несколько черных перьев, веревкой примотанных к палке. Они трепещут, полощутся на вечернем ветру. А выше, прямо над острым гвоздем-клювом, два камешка, две речные гальки, гладкие и обкатанные до зеркального блеска. Это глаза. Я толкаю дверь, и деревянная ворона бьется об нее с треском. Что там говорила Магда?
Недреманые очи, смотрящие в ночь,
защитите от тьмы, зло гоните вы прочь…
Глава 20
В доме подозрительно тихо.
Я прислушиваюсь, ожидая, что из кухни донесется ворчливый голос Отто, стукнет о стол его кружка, но – ничего. В кухне, подобрав под себя ноги, на стуле сидит Рен и с тоскливым видом крутит волчок на старом деревянном столе. Мама неловко подшивает подол на платье. Даже жужжанье волчка звучит приглушенно, как будто в комнате нет воздуха. Я замираю в дверях, проигрывая в уме свой разговор с дядей.
– Где Отто? – мой голос разрушает странную тишину, и в тот же миг на нас обрушивается множество звуков. Деревянный волчок подпрыгивает и падает со стола, звонко стуча об пол: тук, тук, тук, тук. Рен спрыгивает и бежит за игрушкой. Мама отрывается от рукоделия и поднимает голову.
