Отто поднимает ружье, дуло поблескивает под луной.
Бо поднимает голову.
Тайлер делает шаг вперед.
Руки Коула обвиваются вокруг моей талии, он прижимается щекой к моей щеке и шепчет: «Держись».
Прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду, вокруг нас поднимается ураган, такой свирепый, что мир перед глазами снова начинает исчезать, таять. Трава стелется по земле, а шквал несется, летит вверх по холму, к мужчинам, с такой силой, что я ожидаю звука удара, столкновения – но в ушах только оглушительный свист ветра и голос Коула (его я почему-то слышу без труда): «Бежим».
И мы сломя голову несемся в лес.
* * *
Ветви рвут нас за полы и рукава плащей, хлещут по лицу, а мы пробираемся сквозь чащу, пытаясь не отдаляться от опушки. Полусгнившие корни, вылезая из земли, хватают нас за ноги. Не выпуская руку Коула, я бегу скорее наощупь, как бы пропуская его движения сквозь себя, нащупывая ногами только что оставленные им следы.
Мы стараемся двигаться так, чтобы опушка была слева от нас, а чаща леса – справа. Там, в глубине, лес черный, холодный и тихий. Каждый раз, когда я начинаю сворачивать туда, вспомнив тень в форме маленькой девочки и пять костяных пальцев, Коул заставляет меня вернуться к краю леса.
– Я выиграл время, но совсем немного! – кричит он. – Не знаю, насколько хватит… сколько продержится ветер!
Он задыхается, и я чувствую, как он начинает таять под моими пальцами, превращаясь в нечто, больше похожее на туман, чем на живую плоть.
– Коул! – я вцепляюсь в него изо всех сил. Он замедляет бег, чтобы оглянуться на меня, глаза его блестят.
– Со мной все будет хорошо, – говорит он, заметив в моих глазах тревогу. И я снова чувствую, что мои пальцы касаются его руки, обычной руки. – Но мы должны спешить.
Мы снова бежим, у меня горят легкие, все тело сводит от холода и страха.
– Наверное, это Мэтью им сообщил! – говорю я.
Позади нас под ногами трещат ветки.
Наши преследователи в лесу. Я оглядываюсь назад, но вижу только черные ветви. Луна теперь светит слева от нас. Споткнувшись, я отступаю на шаг, нахожу на ощупь руку Коула, мы сплетаем пальцы. В темноте эхом отдаются мужские голоса, звучат все тише. Трое уходят вглубь леса.
Коул резко сворачивает налево, и мы выскакиваем на опушку. Луна стоит высоко и снова ярко светит, заливая светом пустошь и выставляя все вокруг напоказ. В том числе и нас.
Мы бежим по открытому месту, потом вверх по холму, я задыхаюсь, внутри все горит, не хватает воздуха и сил. Я уже решаю, что мои ноги и легкие сейчас откажут, но тут попутный ветер легко подхватывает меня, подталкивает в спину, помогает. Когда, добравшись до вершины холма и не выпуская руку Коула, я отваживаюсь оглянуться, то вижу, что мужчины тоже вышли из леса. Но, прежде чем они успевают заметить нас на холме, мы скрываемся.
* * *
До самого дома нас провожает попутный ветер.
Мы не заходим к сестрам, не разговариваем, мы несемся, экономя каждую крупицу силы, лишь бы добежать. Только завидев издали мой дом, мы решаемся остановиться, и ветер с пугающей стремительностью сменяется полным штилем. Я оседаю на землю, хватая воздух, и прикрываю глаза – голова кружится, а кажется, что это земля уходит из-под нас. Когда я открываю глаза, Коул стоит рядом со мной на коленях, изо всех сил стараясь не свалиться. Он поднимает голову, и я вижу, что он бледный как смерть.
– Тебе надо уходить, – прошу я. – Они видели тебя. Теперь они решат, что мы что-то прячем.
– Проверь Рен, – выдыхает он, и только тогда я вспоминаю маленькую темную фигурку, проскользнувшую в лес. Я поворачиваюсь к дому. Окно спальни открыто, и сердце у меня уходит в пятки. Я вижу занавески нашей с сестрой комнаты, ясно вижу в сиянии луны всю комнату, до задней стенки. Быстрее, чем Коул, я оказываюсь у подоконника, борясь с искушением громко позвать Рен. С трудом сдерживая слезы и панический страх, я неуклюже, с шумом забираюсь через окно в комнату.
Она здесь.
Спит, как в гнездышке, с головой завернувшись в одеяло. Я наклоняюсь над ней и вижу амулет на руке, до сих пор пахнущий землей и чем-то сладким. Мысленно я горячо благодарю Магду и Дреску. За окном бесшумно возникает Коул, и я высовываюсь к нему. В его глазах беспокойство, но я киваю, и он вздыхает с облегчением. Коул оглядывается через плечо.
– Сколько у вас детей в Ближней? – спрашивает Коул, облокотившись на подоконник.
– С дюжину, если не больше, – шепчу я. – А что?
– Одному из них повезло меньше.
Глава 23
Рен дышит спокойно и равномерно.
Я не спускаю с нее глаз и вспоминаю тот силуэт на опушке леса и неотвязную песню ветра. Я представляю, как песня заставляет ребенка открыть сонные глаза, высунуть ножки из-под одеяла. Как она тянет полусонного малыша в непроглядную ночную тьму.
Я возвращаюсь к окну, где ждет Коул. Неподалеку пролетает потревоженная птица.
– Ты должен…
– Знаю. Уже ухожу.
Его слова звучат очень уж бесповоротно, и моя паника, должно быть, ясно читается в моих глазах, потому что он гладит мои пальцы, вцепившиеся в подоконник.
– Дождись меня. Я вернусь, – говорит он. Бледный, усталый, сейчас он кажется мне потерянным, оцепеневшим. Рука безвольно падает с подоконника. – Утром мы все исправим.
Где-то в темноте слышатся шаги, и я вглядываюсь, стараясь что-нибудь различить за спиной у Коула.
– Беги, – говорю я, но, опустив глаза, обнаруживаю, что он уже исчез.
Вернувшись в комнату, я сбрасываю накидку, стягиваю с ног башмаки. Отвернув края одеяла, я пристраиваюсь рядом с Рен, в теплой постели, и впервые за всю ночь чувствую, что от меня так и веет холодом.
– Завтра, – шепчу я, обращаясь к лунному свету и к спине сестренки, пока сон пробирается ко мне под одеяло, – Завтра мы все исправим. Завтра мы вернемся в тот лес и отыщем ведьмины кости, пока она спит. Завтра я и детей найду. Завтра…
Я плотнее кутаюсь в одеяло, потому что за окном бушует ветер, и прошу сон, чтобы он поскорее привел утро.
* * *
У дурных новостей есть одно свойство.
Они всегда распространяются, как пожар, и когда они захватывают тебя врасплох, жгучие и жалящие, то пожирают все вокруг так стремительно и жадно, что спасения нет. Это ужасно. Но когда ты их ждешь, это даже еще хуже. Это как дым, наполняющий комнату так медленно, что ты видишь, как он забирает у тебя весь необходимый для дыхания воздух.
Завтра утром. Я повторяю эти слова, дожидаясь, когда же рассветет. Я закрываю глаза, и время скачет странными, несуразными прыжками, но солнце, похоже, сегодня решило и вовсе не вставать.
