Глава 27
В моем сне кто-то кричит.
Громкий, надрывный вопль подхватывает ветер. Звук путается, прерывается. А потом меняется, тянется долго и тонко, нарастает, но резко обрывается, и становится тихо. Совсем тихо, как в каменной лачуге сестер, куда не проникает даже ветер. Как душно. Я внезапно просыпаюсь. Ужасно жарко под одеялом, я слишком плотно в него завернулась. Единственный звук в комнате – мое сердцебиение, но оно отдается в ушах, да так громко, я опасаюсь, как бы не разбудить сестренку. Я проспала. Проснулась не на заре, как собиралась, а намного позднее. Слишком поздно. Сквозь щели в ставнях полосками пробивается неяркий солнечный свет. С трудом выпутавшись из простыней, которые обмотались вокруг меня, я внимательно осматриваю комнату, обвожу ее глазами, отмечая малейшие изменения.
У кровати стоят два деревянных столика, по одному с каждой стороны. На моем лежит себе отцовский охотничий нож в своих кожаных ножнах, со всеми зазубринами и потертостями. Но на столике со стороны Рен я вижу ее снятый с руки амулет, небрежно брошенный, он до сих пор слабо пахнет все так же – землей и чем-то сладким. Окно открыто, и светит солнце, и одеяло сложено все так же, как ночью. Но моей сестренки в этом уютном гнездышке нет.
Воздух застревает в моей груди. Возможно, Рен просто прикорнула в кровати у мамы, но мне становится не по себе. Я вскакиваю, кое-как одеваюсь, путаясь в одежде и морщась, когда задеваю глубокую царапину на ноге.
Пристегнув к поясу нож отца, я мимоходом бросаю взгляд в зеркало и откидываю упавшую на лоб темную прядь.
Пройдя по коридору, захожу в комнату моей матери. Пусто. Кровать не заправлена, на левой стороне, где раньше спал отец и которую обычно занимает Рен, не смята. На подушке никаких следов.
Нет Рен.
Из кухни слышны голоса, это мама и Отто. Голоса глухие, тревожные, в них слышится что-то ужасное, такое, что царапает горло и мешает подобрать слова. Я бегу туда, к ним.
– Где она? – задыхаясь, спрашиваю я, – Где Рен?
Ответ я читаю в глазах Отто, когда он бросает на меня тоскливый взгляд. В этом взгляде нет сочувствия, зато довольно ясно читается осуждение. Он нависает над столом, в одной руке у него кружка с чем-то горячим и крепким. Другая рука покоится на дробовике, который лежит на столе там, где должны были бы лежать караваи утреннего хлеба. Мама не печет. Она стоит у окна, уставившись в одну точку, и так крепко сжимает кружку чая, что пальцы у нее белее муки. У меня перед глазами все плывет и качается, и я понимаю, что это у меня трясется голова.
И тишина на этой кухне, и отсутствие ответа на мой вопрос, все это душит меня.
Подбежав к маме, я крепко обнимаю ее, чтобы она заметила, что я здесь. Я плоть от плоти и кровь от крови ее – и я здесь. В ответ она тоже сжимает меня в объятиях, и мы долго стоим так, в молчании. Пытаюсь дышать размеренно, пробую сосредоточиться. Я найду сестру, напоминаю я сама себе. Я найду ее, молча обещаю я маме. Сегодня мы с Коулом разыщем детей, мы все уладим. Я безмолвно повторяю это снова и снова, много раз. Рен не погибла. Надо подождать совсем немного, нам бы только добраться до леса.
Наконец, мама отодвигается и возвращается к работе. Медленными, размеренными движениями она отвешивает муку, глядя перед собой невидящими глазами, как было после смерти отца. Верни ее, впечатываются в тесто ее пальцы. Верни мою малышку, вместе с мукой она сыплет в него слова.
– Это все ведьмовские дела, – произносит Отто. И на миг, только на краткий миг, мне кажется, что он знает правду. Пока он не добавляет: – Надо было нам прикончить колдуна.
Отто ставит на стол кружку, не с грохотом, как обычно, а аккуратно и тихо. Снимает ружье со стола.
– Ты до сих пор считаешь, что это Коул? – спрашиваю я, вставая перед ним. – Тот, кого вы почти убили?
– Он на нас напал, – голос Отто звучит фальшиво. – У нас не было выбора, пришлось защищаться.
– Напал? До или после того, как вы в него стреляли?
У мамы вспыхивают глаза.
Повисает мертвая пауза, после которой снова заговаривает Отто:
– Откуда ты знаешь, что мы в него выстрелили?
– Слышала, как Бо похвалялся, – бормочу я, – Хвалился и рассказывал, что ты не смог этого сделать.
Его пальцы с силой сжимают дробовик, а я поворачиваюсь к двери.
Надо поскорей отсюда выбираться.
– Ты куда собралась? – спрашивает Отто. Я не отвечаю.
– Лекси, – угрожающе начинает он, – я тебя предупреждал…
– Изгнание так изгнание, переживу как-нибудь, – обрываю я. – Но потом, когда все сделаю.
Когда верну Рен домой в целости и сохранности. Когда она окажется в безопасности, я готова принять любое наказание.
– Лекси, прошу, не делай этого, – в голосе Отто прорезаются умоляющие нотки. Он с размаху опускает ружье на стол, оцарапав металлом деревянную столешницу. Этот звук меня подстегивает. Резко развернувшись, я выбегаю в коридор.
Наша входная дверь открыта. Деревянная ворона, что была к ней приколочена, валяется на верхней ступеньке крыльца, вся изломанная и измятая. Лже-Коул из пустоши вырвал вчера гвозди из оконной рамы. Видно, он же сорвал и ворону с двери. Ближняя Ведьма узнала, что я пыталась найти детей. Она поняла, что я иду по ее следу.
Переступаю порог, пытаясь припомнить, как я влезла в окно в своей комнате. Я помню холмик из одеяла. Наверное, Рен под ним уже не было.
Мне делается тошно.
На середине двора меня останавливают: крепкая мужская рука хватает меня повыше запястья.
– И куда это ты собралась, интересно?
– Пусти меня, Бо.
Бо насмешливо улыбается и только крепче сжимает пальцы.
Еще одна рука, она принадлежит Тайлеру, стискивает мне плечо с другой стороны.
– Я сам справлюсь, Бо.
Но Бо не отпускает. Тайлер тянет меня, притягивает к себе.
– Говорю же, сам справлюсь. Иди, скажи Отто, что мы готовы.
Бо разжимает пальцы нехотя, по одному, все с тем же довольным выражением лица.
– Готовы? Для чего? – спрашиваю я, а сама делаю попытки вырваться. Ничего у меня не выходит.
– Как же вышло, что все покатилось кувырком? – тихо спрашивает Тайлер, но хватку не ослабляет. – Ну и натворила ты дел, Лекси. Совету известно, чем ты занимаешься. Они в ярости. Собираются тебя судить. Но мы за тебя заступимся.
Его рука спускается ниже, к моим пальцам, он начинает гладить их.
– Это не мы, Тайлер. Мы здесь ни при чем.
– Я соболезную насчет Рен, – говорит он.
– Я могу их найти. Я знаю, где она…
– В лесу, так?
– Да! Да, именно там, – вырвав у него руку, я прижимаю ее к груди. – Мне нужно только туда добраться.
