Беккер сошел через пять остановок, на северной окраине города, натянул фуражку, поднял воротник шинели. Дул ветер, стелились завихрения поземки. Он смешался с людьми, сошедшими на этой остановке, а когда остался один, резко обернулся.
Филеры не лезли на открытое пространство, люди были опытные. Они сидели в машине за остановкой и терпеливо ждали. Одинокий фонарь освещал закрытый газетный киоск.
Осмотревшись, Беккер свернул за угол. Один из сыщиков покинул машину и припустил к дому, но к другому краю. Он понимал, что Беккер будет проверять, прятался за кирпичной будкой, когда капитан проследовал мимо по заметенной дорожке.
Здесь, на улице Городских Старейшин, проживала его сестра Тельма. Но Беккеру не хотелось, чтобы его визит к ней стал кому-то известен. По улице еще ходили люди, скрипели лопатами дворники.
Район был небогатый, дома обветшали. Электричество было отключено. Дверь в подъезд перекосилась и не закрывалась.
Сыщика это вполне устраивало. Он дождался, пока Беккер скроется в подъезде, быстрым шагом пересек дверь и окунулся в темноту. Нога его соскользнула со ступени, ему пришлось нащупывать перила. Он стоял и слушал. Поскрипывали подошвы. Потом со второго этажа донесся скрежет ключа в замочной скважине, отворилась и закрылась дверь.
Сыщик на цыпочках устремился вверх, припал к щели. Дверь была закрыта на замок, но косяк рассохся, створка не прилегала к нему. Сотрудник тайной полиции затаил дыхание.
Квартира была небольшая. Бубнили люди – женский голос, мужской. Сначала они говорили тихо, он ничего не слышал. Мужчина на чем-то настаивал, женщина сопротивлялась.
Потом они вышли из комнаты, направились на кухню. Женщина тяжело дышала, постукивала палочкой. Даже в подъезде ощущался запах лекарств. Слышимость улучшилась. Загремели кастрюли, полилась вода.
– Отто, отстань от меня! Что ты хочешь? – недовольно пробубнила женщина. – Я никуда не поеду, здесь мой дом, дай мне, в конце концов, умереть спокойно. Мы с тобой не общались много лет, и вдруг ты вспомнил, что у тебя есть сестра. Я уже забыла про тебя, ты даже внешне изменился. На улице бы встретила, не узнала.
– Тельма, не говори ерунды, – проворчал Беккер. – Я военный человек, у меня несколько лет не было отпуска. Ты хоть знаешь, что в последние годы происходило в стране и в мире? Сидишь в своей скорлупе после смерти матери, только новыми болезнями обрастаешь. Неудивительно, что тебя Генрих бросил.
– Ты пришел оскорблять меня? – выкрикнула женщина, и что-то со звоном покатилось по полу.
– Все, сестра, успокойся, прошу прощения, – пробубнил Беккер. – Какая же ты непонятливая! Это крах, пойми, все кончено, мы проигрываем войну. Это стало понятно еще летом сорок третьего, только никто не хотел признать. Русские банды могут нагрянуть сюда уже через неделю, и тогда тебе не поздоровится. Во-первых, ты – инвалид, у тебя уже и зрение ни к черту. Во-вторых, в нашей семье все военные, пусть уже и погибли. Кроме меня. Русские быстро об этом узнают. Ты как собираешься при них жить? Собирай вещи. Пока есть возможность, я помогу тебе уехать. Поселишься в Берлине, в Шпандау. Там ты будешь в безопасности.
– А в Берлин русские банды не придут? – Женщина хрипло усмехнулась.
– Какая ты глупая, Тельма! – горячился Беккер. – Это западный округ, туда придут войска союзников, а не русские. А это, знаешь ли, совсем другое. Там ты точно будешь в безопасности. Пойми, Тельма, тебе лечиться надо. Как ты представляешь это при русских? Неизвестно, выживешь ли. Город подвергнется сплошным бомбардировкам, а после этого придут русские. Тельма, неужели какие-то старые обиды для тебя важнее собственной жизни?
– А я уже прожила свою жизнь, дорогой брат. – В смехе женщины было что-то утробное. – Уйди, прошу тебя. Я сама разберусь со своей жизнью.
Переругиваясь, они опять перетекли в комнату, закрылась дверь. Глухие голоса сливались в рваный фон. Филер оторвался от косяка, нащупал ступени, стал спускаться.
Беккер возник минут через пять. Бормоча ругательства, он зашагал на остановку. Минуть пять капитан ждал автобуса, вышагивая взад-вперед. Городской транспорт уже не ходил. Терпение офицера лопнуло, он вышел на дорогу, поднял руку. Завизжали тормоза, резко встала легковушка.
– Управление полиции и службы безопасности, – проворчал Беккер, суя водителю под нос удостоверение. – Отвезешь меня в центр. Это служебная необходимость.
Он обошел вокруг капота, сел на пустующее место пассажира, и машина покатила прочь.
Первые двести метров филеры фар не зажигали. Только у моста через речушку Шнельзе водитель включил ближний свет.
Беккер вышел на Карлштрассе, спустился в первый попавшийся подвал и минут сорок сидел с единственной кружкой пива, тараща глаза в стойку. Потом его стал донимать разговорами капитан с петлицами артиллериста. Беккер односложно отвечал, потом ему это надоело, он бросил недопитое пиво, расплатился и был таков.
Глава 4
– Просто потрясающие результаты, Георг, – сказал фон Райхенбах, иронично поглядывая на смущенного подчиненного. – Хоть сейчас бери русского шпиона и докладывай в Берлин о великой победе.
– Но это только первый день, штандартенфюрер.
– И сколько у вас в запасе таких дней? – Райхенбах пронзительно уставился на Охмана. – Ладно, давайте разбираться.
На фронте за сутки ничего трагичного не произошло. Оборона в целом держалась. На некоторых участках русские продвинулись на 7–8 километров, дожидались обозов. Коммуникации растягивались, подвозить боеприпасы и горючее становилось труднее. Пока выручал энтузиазм – ведь Германия рядом! Но далеко ли уедешь на голом энтузиазме?
Неприятная история случилась под Роцманом. Там танковый полк русских сделал обходной маневр и буквально снес оборону, казавшуюся монолитной. В прорыв устремились части Первой танковой армии. Немецкому командованию пришлось подтягивать танковый резерв. В данный момент под Роцманом шел отчаянный бой. Информация о положении дел отсутствовала, что вызывало беспокойство. Верить в бравурную ложь пропагандистов уже не хотелось.
Хорошая же новость заключалась в том, что с Эльбы снимались несколько артиллерийских полков. Через день-другой они должны были прибыть к «Лагерю дождевого червя».
– Пока, мой дорогой Георг, нам удалось только выяснить, что ваш подчиненный Беккер не очень-то верит в силу немецкого оружия. Он уверен в том, что падет не только Майнсдорф, но и Берлин, – язвительно произнес штандартенфюрер. – Как вам это нравится?
– Это неправильно, согласен. – Охман побледнел. – Но позвольте замечание, герр штандартенфюрер. Во-первых, он не одинок. Во-вторых, это личное мнение Беккера. Он его не распространяет среди сослуживцев. Я уверен, что этот офицер будет до последнего выполнять свой долг и, как бы ни повернулась война, сделает это с честью. Будем откровенны, штандартенфюрер, далеко не все военные на фронте уверены в нашей победе. Это не мешает им биться до последнего и умирать героями. Слова «присяга» и «Германия» для них – не пустой звук. Я уверен, что и Беккер будет с нами до конца. Мы можем его, конечно, арестовать, предать суду. Но это будет не очень умный шаг. Не стоит разбрасываться ценными сотрудниками в столь тяжелый для страны момент.
