– Жизнь в нашем городке точно такая же, как и везде, – сказал Алексей. – Мужчины в армии либо в фольксштурме, женщины тащат на себе хозяйство. Большого веселья там нет, люди не жируют.
– Как это удручающе. Будет ужасно, если такой милый городок разбомбят англичане с американцами. А вы храбрый малый, Герман. Не побоялись приехать из Нюрнберга сюда, где в скором времени будет решаться судьба Германии. Это без преувеличения.
– Разве? – спросил Алексей. – Убежден, что русских сюда не пустят. Германия – священная земля, здесь не место грязному русскому сапогу.
– Как хорошо вы сказали. Вот за это давайте и выпьем, если не возражаете. Прозит, Герман! – Он поднял кружку.
– Прозит, Альфред! – сказал Уваров и сделал куцый глоток.
Ему снова приходилось ходить по краю, прежде всего с тем же Арбенау, о котором он имел лишь поверхностное представление. Ляпнет не то, промахнется, и Прейслер насторожится.
Они продолжали беседовать, обсудили достопримечательности Праги, в которой однажды жил и работал Прейслер. Алексей сказал, что тоже бывал там, хотя это и не соответствовало действительности. При упоминании Праги от его внимания не укрылось, как по лицу Прейслера скользнула мимолетная тень. Значит, он шел верным путем.
Знакомство набирало обороты. Прейслер пересел за столик к Уварову, стал интересоваться его работой. В инженерных делах советский разведчик был так же силен, как в разведении баклажанов, но ловко лавировал, употреблял термины, всплывающие в памяти.
– Давайте еще выпьем, – предложил захмелевший Прейслер.
Алексей внимательно следил за его состоянием. В стельку пьяный Прейслер был ему не нужен. Майор инженерных войск поднял пузырек, с тоскливым видом оценил остатки содержимого.
– Какие гадкие здесь напитки, – сказал Алексей и посмотрел на часы.
– Спешите? – с расстройством осведомился Прейслер.
– Нет, – ответил Уваров. – Работа на сегодня закончена, на службу мне к восьми утра. Но это пойло, уж не обессудьте, не лезет в горло. Да и обстановка тут какая-то недружественная. – Он посмотрел по сторонам.
Кабачок был полон, дым стоял столбом. Неподалеку ржал пухлощекий унтерштурмфюрер с маслеными глазами. Товарищ рассказал скабрезный анекдот. Пир во время чумы.
– Знаете, любезный, – Алексей подался вперед, заговорщицки понизил голос, – у меня в портфеле есть бутылка первоклассного «Курвуазье», она лежит там уже два дня. Не знаю, где и с кем ее распечатать. Меньше всего мне хотелось бы ее выпивать в этом хлеву. У вас нет предложений на данную тему? Вы достойный человек и интересный собеседник.
В подтверждение своих слов он потянулся к портфелю, стоящему под ногами, извлек из него бутылку самого настоящего «Курвуазье», показал майору и быстро спрятал. Для великого дела Алексей пожертвовал самым дорогим.
Глаза Прейслера заблестели, он тоже подался вперед.
– Приятель, что же вы молчали? Это безумно дорогая вещь, ее здесь не найти днем с огнем. Вы далеко живете?
– Далеко.
– Пойдемте ко мне, там и расправимся с вашей бутылочкой. – Прейслер засуетился, спрятал пузырек в боковой карман, допил остатки пива, начал вытаскивать из портмоне купюры. – Пойдемте, Герман, не стесняйтесь, это рядом, за мостом. Я снимаю уютную квартирку на Карлштрассе. Сегодня утром приходила домработница, навела порядок, оставила кое-какие продукты. Нарежем колбасу, лимон, вскроем какие-нибудь консервы. Уж не обессудьте, шикарного ужина под французский коньяк предложить не могу.
– Мне как-то неловко.
– Прекратите, все в порядке. Посидим час-другой, вы расскажете мне про Арбенау, потом пойдете домой.
Алексей отыскал в завитках табачного дыма взгляд Пауля, торчащего за стойкой. Тот улыбнулся и чуть заметно кивнул. Это означало, что слежки за Уваровым нет, по крайней мере в этих стенах. Бармену понравилось, как советский разведчик подцепил на крючок Прейслера.
На свежем воздухе майора инженерных войск немного развезло. Он поскользнулся, и Алексей поддержал его за локоть. Впрочем, по ступеням в подъезде Прейслер поднимался самостоятельно. Ключи он искал недолго, попал в замочную скважину со второго раза и даже любезно пропустил гостя вперед, громко икнув при этом.
Электричество сегодня было. Прейслер включил настольную лампу, предложил гостю располагаться и ушел на кухню. Уваров задернул шторы, развалился в кресле перед журнальным столиком, прикрыл глаза.
– Э, нет, только не спать, Герман. Нас еще ждут великие дела, – пробормотал Прейслер, вернувшийся с кухни.
Он пристроил на столик какую-то колбасу, банку сардин, лимон, порезанный на дольки. Его алчущий взгляд устремился на вожделенную бутылку, венчающую журнальный столик.
– Открывайте, Герман, что же вы ждете?
Алексей откупорил бутылку, плеснул в граненые бокалы.
– Ваше здоровье, Альфред.
– Ваше здоровье, Герман.
Напиток был отменным. Уваров на минуту расслабился, почувствовал, как целебная жидкость побежала по сосудам.
– Эх, умеют делать коньяк лягушатники, – заявил Прейслер. – Разливайте, Герман, давайте выпьем еще.
Нет уж, хорошего помаленьку. Алексей откинулся в кресле, пристально разглядывая собеседника. Прейслер сидел напротив, наслаждался послевкусием напитка. После сивушного шнапса это действительно был нектар.
– Вы замешкались, Герман. А почему вы так смотрите на меня?
– Поговорим, Альфред? – предложил Алексей.
Прейслер еще не беспокоился, но уже начал недоумевать. Он заерзал, схватил пустой бокал.
– Мы и так пришли сюда поговорить, Герман.
– Послушайте меня внимательно, Альфред. Забудьте на минуту про коньяк. – Уваров говорил с ледяным спокойствием, при этом откинулся на спинку стула и загадочно усмехнулся. – И постарайтесь не делать резких движений, договорились? Давайте вспомним весну сорок первого года. Вы тогда жили и работали в Праге. Уютная, но не афишируемая квартирка в окрестностях Карлова моста, тайные встречи с нежнейшим молодым человеком, которого звали Теодор Люмминг. Он, кажется, имел опосредованное отношение к пражской балетной труппе. Вспоминаете, Альфред? Вижу по лицу, что память у вас заработала.
– В чем дело? – отрывисто выкрикнул Прейслер и собрался вскочить.
Пустой бокал покатился по столешнице. Физиономия инженера зацвела пунцовыми пятнами.
Алексей не встал, но в правой его руке вдруг появился компактный «браунинг», ствол которого был направлен на собеседника.
– Альфред, я же просил не делать резких движений. Сидите и не дергайтесь. До меня вы все равно не дотянетесь. Если и сможете, то я все равно сильнее вас. Можно мне говорить дальше?
– Я не понимаю, что происходит. Что за чушь вы несете, Герман? – Дрожащая рука майора непроизвольно потянулась к коньяку.
