«Всегда готов!» – чуть не сорвалось с языка Алексея, но вопрос был риторический.
– Будем надеяться, что Беккер все же вернется и внятно объяснит причины своего отсутствия, – проговорил Охман. – Обвинять его в работе на врага пока рано. В этой связи мы не будем брать его сестру Тельму. Ограничимся наблюдением за ее домом. Странное дело. Пускаясь в бега, Беккер не мог не догадываться, что мы подвергнем его сестру аресту и допросам.
– Мы ничего не знаем о степени его привязанности к сестре, – осторожно заметил Алексей. – Он редко упоминал ее имя, возможно, пожертвовал ею в угоду своей шпионской деятельности. Если честно, Беккер – темная лошадка. Он никогда не откровенничает, не рассказывает о себе, сдержан и молчалив.
– Ладно, идите, работайте, – отмахнулся Охман. – Будем тешить себя надеждой на то, что все образуется и наш коллега к нам вернется.
Завертелись механизмы сыскной и карательной машины. К работе подключались тайные информаторы. Наличие под боком наступающей Красной армии особой роли не играло. Структуры рейха выполняли свою работу точно так же, как и пять лет назад, невозмутимо, с профессиональной дотошностью. Красная армия – забота военных, а у спецслужб есть свои задачи. Так будет до самого конца, пока в город не войдут танки со звездами на башнях.
К вечеру гестапо нанесло еще один удар по остаткам городского подполья. Доносы информаторов сослужили свою службу. В шесть часов вечера сотрудники тайной полиции ворвались в дом Зигмунда Шпеера. Он только вернулся с работы, мылся из тазика в ванной комнате. Его супруга Эльза открыла дверь, гестаповцы оттолкнули ее, ворвались внутрь. Заплакали испуганные дети.
В ванную комнату незваные гости ворвались в последнюю очередь. Когда они выбили дверь, запертую на задвижку, подпольщика в помещении уже не было. Болталась на ветру распахнутая оконная рама.
Шпеер в штанах и майке спрыгнул со второго этажа, попал в сугроб, но все равно подвернул ногу. Прихрамывая, он убегал к кустам, за которыми был спуск к железнодорожному полотну. Неподалеку располагалось депо, на этих путях формировались составы, по ним сновали маневровые паровозы.
Наперерез ему побежал сотрудник гестапо. Шпеер оттолкнул его, тот потерял пистолет и покатился со склона. Беглец пробился сквозь голый кустарник, кинулся к полотну. Со стороны депо подходил маневровый паровоз. Он тащил несколько вагонов.
Шпеер прибавил ходу. У него имелись все шансы перебежать через рельсы перед носом состава и попробовать скрыться в лабиринтах привокзальных складов и мастерских.
– Эй, Шпеер! – прозвучал окрик, исполненный иронии.
В последний момент, прежде чем перебежать полотно, подпольщик обернулся и застыл. В окне второго этажа сияла издевательская улыбка гестаповского офицера. Тот держал за шиворот трехлетнего сынишку Шпеера и готов был выбросить его из окна. Мальчонка сучил голыми ножками. Офицер смеялся, делал вид, что уже выпускает ребенка. Из дома доносился истошный крик супруги. Офицер поднял вторую руку, поманил Шпеера пальцем.
Потрясенный подпольщик не мог пошевелиться и, кажется, только сейчас начал понимать, что натворил своей подрывной деятельностью. Он вышел из оцепенения, сник, повернул голову, с тоской посмотрел на маневровый паровоз, подходящий к нему, потом опять на окно. Картина там не менялась. Гестаповец делал приглашающие жесты.
У Шпеера опустились руки, поникла голова. Когда до паровоза осталось несколько метров, он закрыл глаза и перешагнул через рельс. Его мгновенно затянуло под днище, раздавило, переломало все кости. Ругался машинист в кабине, попытался экстренно затормозить. Сморщился офицер в окне, швырнул ребенка в комнату.
За Коффманом никто не следил. У сотрудников отдела наружного наблюдения имелись дела поважнее.
Беккер не появлялся на службе. О том, что он и не мог этого сделать, знал лишь один человек.
На город опустилась очередная кошмарная ночь. Гестапо хватало всех, кто имел или мог иметь отношение к ранее ликвидированным подпольщикам, вплоть до членов их семей.
Вечером после службы Алексей заглянул в «Мюнхенский дворик». Пауль Херман работал. Он был, по-видимому, последним подпольщиком, кого не тронула карательная машина. За внешней невозмутимостью скрывалась подавленность. Парень украдкой косил по сторонам, пару раз допустил оплошность, наливая пиво.
Алексей постоял в дверях, вернулся на улицу, отправился в обход здания. Пауль возник через несколько минут. Он озирался по сторонам, неровно дышал.
– Зигмунд погиб, – сказал Уваров.
«Грешно так думать, но, может, оно и к лучшему, – размышлял он. – Забери его гестапо живым, в конечном итоге он все равно был бы убит, но перед этим выдал бы бармена и меня. К сожалению, Шпеер видел мое лицо в подземелье оружейного завода».
– Я знаю, Мартин, – отозвался Пауль. – Был в его районе, там повсюду шпики. Люди шепчутся. Человека, мол, в лепешку раздавило. Жену в гестапо забрали, детей бросили. Их вроде соседи подобрали, теперь не знают, куда пристроить.
– Уезжай, Пауль. Именно за этим я пришел. Ты сделал много полезного, это будет оценено по заслугам. Твое присутствие в Майнсдорфе становится опасным. У тебя же нет семьи, верно? Оденься потеплее, возьми все самое необходимое и уходи отсюда куда угодно. В ближайшую деревню, в соседний город, лишь бы не попался патрулям. Отсидись у знакомых или сними комнату. Надо вытерпеть дней пять, а то и меньше. Потом начнется хаос, бегство, Красная армия придет.
– Не хочу я уходить, Мартин, – заявил бармен. – Здесь мой дом. Не забывай, что у меня свой куратор в гестапо, злой и страшный Рене Вольф.
– Может, обойдемся без капризов, Пауль? Ведь за время работы осведомителем ты не сделал ничего, что могло навредить подполью или простым людям. Все, что ты сливал в гестапо, было завуалированным враньем, пустышкой или устаревшими данными. Самое время твоим кураторам почесать головы и сделать правильный вывод. Тебя схватят если не сегодня, так завтра. Ты им сдашь меня и все остальное. Не обижайся, в гестапо все говорят. Там имеются действенные методы. Смерть за счастье покажется. Если ты слышал про тех людей, которые молчали на допросах, то это лишь лживая пропаганда. Сделай так, Пауль, чтобы к утру и духу твоего в городе не осталось. Ты же понимаешь, что это не просьба.
Фрау Циммер сегодня принимала во вторую смену. В коридоре было пусто, из кабинета вышел, держась за опухшую щеку, несчастный обладатель больных зубов. По сторонам он не смотрел, забрал пальто и удалился.
– Входите, герр Коффман, – сказала докторша, снимая марлевую повязку. – Вы неважно выглядите. Даже не знаю, что с вами делать.
Алексей взгромоздился в кресло, с ненавистью уставился на бормашину, пока молчащую. Медсестра гремела склянками за стенкой.
– Открывайте рот, посмотрим на ваш внутренний мир, – громко сказала докторша.
– Вам надо уехать, Клара, – пробормотал Уваров. – В городе лютуют гестапо и СС. Это последняя чистка, но она самая безжалостная. Советую вам просто пропасть. В наше время это может сойти с рук. Вас никто не станет искать, не такая уж вы важная персона. Нужно только позаботиться о рации.
