— Дурга работает лучше, чем можно было от него ожидать, Джабба. Я не думала, что он удержит первенство. Теперь я предвижу, что Бесадии будут готовы дать нам отпор, — хоть властью Дурги там недовольны, его главные хулители мертвы и никто не намерен их заменить.
Джабба, моргнув, поднял взгляд на тетку, и в его душе загорелась искра надежды. Она говорила почти как прежняя Джилиак, какой была до материнства!
— Ты знаешь, почему они мертвы, тетя?
— Потому что Дурга оказался достаточно глуп, чтобы связаться с «Черным солнцем», — пояснила Джилиак. — Его противников устранили слишком примитивным для хатта способом. Только у «Черного солнца» достаточно ресурсов. Только принц Ксизор мог быть настолько хладнокровен и дерзок, чтобы перебить их всех с разницей в несколько дней.
Джабба оживился.
«Неужто она выходит из материнского дурмана?»
— Принц Ксизор, несомненно, из тех, с кем следует считаться, — признал он. — Вот почему я время от времени оказывал ему услуги. Предпочитаю оставаться у него на хорошем счету... просто на случай, если мне когда-нибудь понадобится услуга в ответ. Как это было однажды на Татуине. Он помог мне тогда и ничего не попросил взамен, потому что я оказывал ему услуги в прошлом.
Джилиак медленно покачала головой: эту манеру она переняла у людей.
— Джабба, ты знаешь мое мнение на этот счет. Я говорила тебе много раз. С принцем Ксизором заигрывать не стоит. Лучше держаться от него подальше и никоим образом не связываться с «Черным солнцем». Открой дверь для него однажды — и ты рискуешь стать его вассалом.
— Я осторожен, тетя, заверяю тебя. Я никогда не поступлю, как Дурга.
— Хорошо. Дурга скоро обнаружит, что открыл дверь, которую не так-то просто закрыть. Если он шагнет в нее... то больше не будет хозяином самому себе.
— И мы должны надеяться, что он так и поступит, тетя?
Джилиак прищурилась:
— Вряд ли, племянник. Ксизор не тот враг, с кем я хочу тягаться. Он, очевидно, имеет свои виды на Бесадии, но охотно приберет к рукам и Десилиджиков — уж в этом я не сомневаюсь.
Джабба молча согласился. Будь такая возможность, Ксизор захватил бы всю Нал-Хатту.
— К слову о Бесадии, тетя, — заговорил он. — Что насчет этих илизианских доходов, о которых мне сообщили? Что нам сделать, чтобы остановить Бесадии? У них на Илизии теперь девять колоний. И они готовятся создать новую на Нирвоне, еще одной обитаемой планете в этой же системе.
Джилиак призадумалась.
— Возможно, пора снова прибегнуть к услугам Тероензы, — предложила она. — Дурга, похоже, и не подозревает, что он причастен к смерти Арука.
— Прибегнуть? Но как?
— Пока не знаю... — протянула Джилиак. — Может быть, удастся подтолкнуть Тероензу к тому, чтобы объявить независимость от Дурги. Если они передерутся, прибыль Бесадии неизбежно пойдет под откос. А потом... мы подберем остатки.
— Замечательно, тетя! — Джабба был счастлив слышать прежнюю Джилиак, плетущую интриги, как раньше. — Теперь, если я смогу соорудить на основе этих цифр отчет, а ты поспособствуешь уменьшению наших затрат на...
— А-ах!
Джабба осекся, прерванный материнским воркованием Джилиак, и обнаружил, что детеныш-хатт подполз к своей матери и теперь протягивал вверх крошечные недоразвитые ручонки, таращась на нее выпученными глазками. Отпрыск приоткрыл рот и что-то требовательно прочирикал.
— Смотри, племяш! № умилительно пропела Джилиак. — Малыш знает маму, правда, прелесть моя?
Джабба закатил глаза так, что они чуть не выпали из орбит. «Поглядите — так угасают величайшие криминальные умы тысячелетия», — с унынием подумал он.
Джилиак подобрала ребенка и посадила обратно в сумку. Джабба пронзил маленькое существо испепеляющим взором, в котором читалось что-то близкое к откровенной ненависти...
Следующую пару дней Хан решал последние детали сделки с подпольным движением вуки. Он открыл люки «Сокола» и вместе с Джериком выгрузил разрывные наконечники из потайных отсеков. Катарра, Кичиир и Мотамба столпились вокруг ящиков и возбужденно обсуждали свое новое приобретение.
Тем временем другие подпольщики загружали корабль броней штурмовиков. Туда поместилось около сорока полных доспехов и с десяток шлемов. Если качество брони соответствовало рыночным ценам, прибыль в два раза превысит затраты на путешествие. Сделка получилась и впрямь неплохая.
К тому времени как всю броню удалось разместить так, чтобы экипаж «Сокола» мог свободно перемещаться по кораблю, на Кашиик спустилась ночь. Хан решил дождаться рассвета и только потом поднимать корабль сквозь ветви деревьев. Они с Джериком попрощались с хозяевами и растянулись в пилотских креслах, чтобы немного поспать.
Но еще до восхода солнца Хана разбудил громкий — и знакомый! — рев вуки. Кореллианин открыл глаза и подскочил, чуть не сбив сонного мальчишку. Активировав трап, он сбежал вниз.
— Чуи!
Хан был так рад видеть мохнатого друга, что даже не возражал, когда вуки сгреб его в охапку и встрепал волосы. Все это время Чубакка не переставая изливал потоки жалоб. О чем Хан думал, собираясь его бросить? Как ему пришло такое в голову? Чего ж еще ожидать от человека?
Когда вуки наконец отпустил его, Хан воззрился на Чуи в полном недоумении.
— Что ты хочешь сказать? Я возвращаюсь на Нар-Шаддаа, приятель. Если ты еще не заметил, Чуи, ты теперь женат. Твое место здесь, на Кашиике, рядом с Маллой.
Чубакка с протестующим воем замотал головой.
— Долг жизни? Друг мой, я знаю, ты поклялся мне долгом жизни, но давай мыслить разумно! Теперь ты должен находиться дома с женой, а не удирать со мной от имперских крейсеров.
Вуки только собрался продолжить излияния, как вдруг за спиной у Хана раздался громкий рассерженный рев, и кореллианин чуть не подпрыгнул на месте. Большая лохматая лапа схватила его за плечо и развернула так, словно он был легче перышка. Над ним возвышалась Маллатобак. Жена Чуи была в гневе — обнаженные зубы сверкали, голубые глаза сузились и горели яростью. Хан поднял обе руки и прижался к волосатой груди своего друга.
— Ты что, Малла! Успокойся!
Маллатобак снова взревела и разразилась гневной тирадой. Люди! Как они могут так пренебрежительно относиться к чести и традиции вуки? Как посмел Хан предположить, что Чубакка откажется от долга жизни? Ничто не оскорбит вуки сильнее! Ее муж — хранитель великой чести! Он отважный воин, опытный охотник, и если дал слово, он его сдержит! Особенно когда речь идет о долге жизни!
Опешивший от благородной ярости Маллы, Хан поднял обе ладони и пожал плечами, но так и не смог вставить ни слова. Он умоляюще обернулся к своему другу. Чуи, пожалев кореллианского товарища, вмешался. Он встал между Маллой и Ханом и быстро заговорил, убеждая ее в том, что Хан, несомненно, не хотел нанести им оскорбление или обиду. Его слова были сказаны по неведению, а не по злому умыслу.
