— Ссачем? — удивился Мууургх. — Пилот не хотеть еда паломник. Пилот и Мууургх ессть в сстоловый, ессть хоросшая пища, не отбросе.
Не внявший жалобе кореллианин зашагал по лесной тропинке.
— Дружище, я вовсе не собираюсь там питаться, — говорил он по дороге. — Я хочу немного кое с кем поболтать. Я так понимаю, обедают они все вместе, а значит, найти... их... будет легче.
— Их? — подозрительным эхом откликнулся телохранитель. — Ссколь много ессть их?
— Мм... ну... видишь ли...
Хан скривился и замолчал. М-да, хорошенькое начало.
— Одна, — сознался он. — Паломница 921. Та, с которой мы познакомились на фабрике. Любопытно посмотреть, как она выглядит на самом деле, при свете.
Тогорианин понятливо кивнул:
— Аххх да-а... Мууургх хорошо понимать шелание пилот.
Щеки стали такими горячими, что Хан боялся к ним прикоснуться — не обжечься бы. Хорошо еще, что телохранителю, кажется, неизвестны признаки человеческого смущения.
Дружище Мууургх, знаешь что? — Соло торопливо сменил тему. — Еще и года не прошло, как ты выучил общегалактический, а и не подумаешь. Говоришь ты прилично. Но вот с местоимениями и падежами — просто беда. Мне как-то не приходило в голову изображать школьного учителя, но...
Они неторопливо шли по дорожке, а Хан добросовестно вспоминал правила грамматики, касающиеся хотя бы местоимений.
В трапезной толкался народ. Хан в сопровождении телохранителя бродил по просторному залу и мучился вопросом, сумеет ли он узнать свою новую знакомую без инфракрасных очков. Волосы девушки скрывал бесформенный колпак, и пилот понятия не имел, какого они цвета.
Обед заканчивался, а он все еще не отыскал 921-ю. Может, ее гут и вовсе нет? Может, она ест в другую смену? Но вроде бы все гуманоиды обедали вместе.
Да вот она... точно она! Хан не мог объяснить, откуда взялась уверенность, — но девушка как будто повесила на шею табличку «Паломница 921».
А она выше ростом, чем он думал, и стройнее. Хотя обычно такое состояние называется истощением. Скулы девушки чересчур выпирали, глаза на болезненно бледном лице казались огромными.
Но, тощая или нет, она все равно была прекрасна. Не красива в классическом смысле: подбородок слишком тяжелый и квадратный, нос слишком длинный. Но прекрасна... о да.
Глаза 921-й были сине-зеленые, опушенные длинными темными ресницами. Из-под колпака выбивались короткие прядки золотисто-рыжих кудрей цвета кореллианского заката.
В трапезной стояла тишина: уставшие после долгого рабочего дня паломники говорили мало в предвкушении Возрадования. Но сидели все вместе, толпой.
И только 921 -я ела в одиночестве.
Хан видел, как она возит ложкой по миске, но не стал порицать девушку; он лишь взглянул на неаппетитную кашу-размазню, вялую зелень и кусок черствой лепешки, как взбунтовался желудок. Еда даже пахла отвратительно. Если без обиняков, она воняла так, будто испортилась еще вчера. Морща нос, Хан отодвинул стул и уселся напротив паломницы, походя отметив, что Мууургх подпер стенку неподалеку, не спуская внимательных глаз со своего подопечного.
921-я — («Нет, я добьюсь, она скажет мне свое имя!») — подняла голову; бирюзовые глаза девушки расширились, когда паломница узнала пилота. Хану это понравилось сверх всякой меры. Он расплылся в ухмылке:
— Привет! Видишь, я опять тебя нашел.
Пару секунд его рассматривали круглыми удивленными глазами, потом взгляд их вновь уперся в тарелку. Хан наклонился к девушке:
— И что у нас на обед? М-да, экстаза не вызывает. Но даже с невкусной едой можно сделать еще кое-что, кроме как размазать по миске.
Паломница покачала головой.
— Прошу тебя, уходи, — едва слышно прошептала 921-я. — Мне не разрешается с тобой говорить. Ты не из Единых.
— О, еще из каких единых! Самый что ни на есть единый и неповторимый.
У 921-й дернулись уголки рта, совсем чуть-чуть. Соло очень хотелось заставить девушку улыбнуться по-настоящему.
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, пилот Драйго, — негромко сказала 921-я. — Это же очевидно.
— Так обрати меня в свою веру, — предложил кореллианин. — Я человек восприимчивый. Вдруг получится?
Он был счастлив уже оттого, что отыскал 921-ю и она с ним беседует, все остальное — не в счет.
— Боюсь, что вера не для тебя, пилот Драйго.
Хан взял девушку за руку, за ту, которую она порезала.
— Меня зовут Викк, — сказал он, чуть было не ляпнув в каком-то безумии свое настоящее имя. — Как твоя ладонь? Все еще болит?
От его прикосновения девушка окаменела, но опять расслабилась, услышав вопрос.
— Заживает, — подтвердила она то, что Хан и сам уже видел. — Просто потребуется немного времени.
— Тяжело, наверное, целый день сидеть в темноте и холоде? Не хочешь заняться работой... ну, полегче, что ли?
— Например?
— Я не знаю. — Соло был сама честность. — А что ты умеешь? Училась чему-нибудь?
— Когда-то я хотела заведовать музеем, — медленно выговорила 921-я. — Собиралась изучать археологию. Я довольно много о ней знаю.
— А вместо поступления сбежала сюда?
— Да. Здесь моя жизнь наполнена. А прежнее существование было пустым и бездумным.
Хан не сразу нашелся что ответить. Но дух противоречия не дремал и секунды.
— А с чего ты взяла, что здесь учат правильно? В Галактике до дури всяких религий.
Девушка тщательно обдумала вопрос.
— Потому что, когда мы возрадуемся, я чувствую себя близкой к Единому. Это таинство. Я ощущаю себя Единой со Всеми. По-моему, жрецы обладают божественным даром, иначе они не могли бы дать паломникам возможность возрадоваться.
— Ты так говоришь, что самому хочется попробовать.
«Только через мой труп», — добавил Хан про себя.
— Может, так и следует поступить, — ответила 921-я. — Уже настало время идти к Алтарю обещаний. Может, и на тебя снизойдет благодать и ты тоже возрадуешься.
— Как знать, — вздохнул кореллианин, — как знать. Можно мне проводить тебя?
Паломница неуверенно улыбнулась и потупилась.
— Хорошо.
Рука об руку они шли по лесной тропе среди паломников, Муургх тенью следовал сзади. Хан пытался завести разговор, но 921-я молчала и не желала отвечать. Возле алтаря кореллианин на этот раз не ушел в задние ряды, а встал рядом с девушкой.
— Тебе нельзя здесь находиться, — шепнула 921-я. — Ты не паломник.
— Будут жалобы — отвечай, что я новичок, — поддразнил ее Соло, но 921-я осталась глуха к шутке.
