— А-а...
— А у тебя как дела?
— Нормально. Сегодняшнее Возрадование было просто замечательное.
— Угу, — мрачно согласился кореллианин. — Разумеется.
— А как твоя поездка, Викк? — после минутной запинки полюбопытствовала 921-я.
Сумрачное настроение Хана как ветром сдуло. 921-я впервые хоть немного заинтересовалась его жизнью.
— Да ничего. — Кореллианин осторожно пробирался по грязи, стараясь не угробить ботинки окончательно; по дороге он провалился в лужу. — Если бы не пираты, которые решили в меня пострелять...
— Какой страх! — воскликнула девушка. — Пираты! Тебя могли убить!
Хан крепче сжал ее руку.
— Тебе не все равно. — Он расплылся в самодовольной ухмылке. — Здорово!
Кажется, он хватил через край; ему показалось, что девушка отодвинулась, но руки она не отняла.
К тому времени как они подошли к дормиторию, почти совсем стемнело. Хан остановился на излюбленном месте — на границе света и тьмы — и снял с девушки инфракрасные очки.
— Что ты делаешь? — встревожилась 921-я.
— Я хочу тебя видеть, — объяснил пилот. — А за очками не видно глаз.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал тыльную сторону ладони.
— Я скучал по тебе!
— Правда?
Хан не понял, обрадовалась девушка или, наоборот, рассердилась. Возможно, и то и другое одновременно.
— Ну да, — выпалил он. — Я думал о тебе.
А еще он думал о том, что впервые в жизни признавался девушке в своих чувствах и не врал, говорил от чистого сердца.
— Я не хотел, — искренне добавил он, — но думал. Тебе же не все равно, правда? Хоть чуточку...
— Я... мне... — 921-я вдруг начала заикаться. — Я не знаю...
Она сделала попытку вырваться, Хан не дал. Он принялся целовать покрытые шрамами и порезами пальцы девушки. Прикосновение к ее коже опьяняло посильнее алдераанского эля. Теряя голову, Хан осыпал быстрыми поцелуями суставы и кончики пальцев 921-й.
— Прекрати, — шепнула девушка. — Прошу тебя...
— Чего ради? — Кореллианин перевернул ее ладонь, чтобы припасть губами к запястью.
Он возликовал, почувствовав под губами биение ее пульса; перейдя к ладони, он исследовал нити шрамов, старых и новых.
— Тебе не нравится?
— Да. Нет. Не знаю!
В ее голосе зазвенели слезы. 921-я выдернула ладонь, и на этот раз Хан не стал удерживать девушку, хотя поймал за рукав, чтобы не убежала.
— Пожалуйста... ну пожалуйста, не уходи! Разве ты не видишь, что ты мне небезразлична? Я волнуюсь за тебя, думаю о тебе, ты... ты очень мне нравишься. — Он сглотнул комок, и это было очень больно. — Очень.
921-я судорожно вздохнула.
— Я не хочу тебе нравиться, — хрипло заявила паломница. — Мне не полагается думать о ком-то...
— А ты даже имени сказать не хочешь, — не слушая, горько заявил Хан.
Девушка была готова сорваться с места, широко распахнутыми испуганными глазами похожая на пичугу.
— Ты тоже мне нравишься, — запинаясь, пролепетала она. — Но мне нельзя. Я должна думать о Едином и Всех! А ты требуешь, чтобы я нарушила обеты, Викк! Как я могу отказаться от всего, во что верю?
У Хана заныло сердце.
— Назови свое имя, — жалобно попросил кореллианин. — Прошу тебя.
В ее глазах блестели слезы.
— Брия. Брия Тарен.
Не промолвив больше ни слова, девушка подобрала подол балахона и убежала в дормиторий.
А Хан остался стоять в темноте, и по физиономии его расползалась широчайшая дурацкая ухмылка. Кореллианин и думать забыл про усталость, ноги его были как будто обуты в ботинки с репульсорами. По-прежнему улыбаясь, пилот шагал прочь от дормитория и не замечал, как небеса раскрылись и пролились дождем.
Он ей нравится... Хан месил жидкую вездесущую грязь. А у нее красивое имя. Нежное. Брия...
На следующее утро после долгих часов напряженных раздумий и планирования по большей части бессонной ночи Хан отправился искать Тероензу и нашел его в километре от неглубокого океана, где верховный жрец в обществе Вератиля наслаждался заслуженным отдыхом на грязевой отмели, погрузившись в жижу по самую шею. Время от времени т’ланда-тиль перекатывались с боку на бок, чтобы щедро полить теплой красноватой грязью те места, где она успела подсохнуть. Два гаморреанца не столько бдительно несли охрану, сколько откровенно завидовали хозяевам. А Хан чем ближе подходил к «ванне», тем больше морщился от запаха. Воняло так, будто тут кто-то сдох еще на прошлой неделе.
Кореллианин предусмотрительно остановился на берегу и помахал рукой, привлекая внимание Тероензы.
— Эй, я хотел бы переговорить с вами, если можно.
Нежась в грязи, верховный жрец пребывал в приподнятом настроении. Он махнул в ответ.
— О, наш геройский пилот! Присоединяйся к нам, друг мой, не стесняйся.
Лезть в грязь? По собственной воле? Хан вовремя удержался от соответствующей гримасы, сообразив, что ему оказали великую честь. Кореллианин вздохнул.
Когда Тероенза повторил приглашение, Соло отважно помахал в ответ, расстегнул перевязь и положил кобуру с новообретенным бластером на землю. Следом отправились стоптанные башмаки и комбинезон. Сверху Хан положил подсумок застежкой в сторону отмели и с перекошенным лицом, выражение которого он пытался выдать за экстаз и радостное предвкушение, шагнул в одних трусах в красноватую жижу. На первом же шагу он глубоко провалился и запаниковал, вообразив, что грязь поглотит его по макушку. Но внизу обнаружилась твердая почва. Улыбаясь жрецам, Хан брел вперед, пока не погрузился по бедра.
— Разве не восхитительно? — спросил Вератиль, зачерпывая добрую пригоршню грязи и щедро размазывая ее по спине кореллианина. — Ничто в Галактике не сравнится с грязевой ванной!
Пилот энергично кивнул:
— Здорово. Просто здорово!
— Предлагаю тебе поваляться, — громогласно изрек Тероенза. — Так освежает! Смой с себя усталость и дневные тревоги, попробуй!
— Ладно, — согласился кореллианин сквозь крепко стиснутые зубы. — Вот чего мне сейчас не хватало, так это с ног до головы изваляться в грязи. То, что доктор прописал.
Он боязливо опустился в вязкую жижу и последовал совету Тероензы. Обнаруженные длинные белые червяки не прибавили энтузиазма. Для сохранения самообладания Хан решил не считать их плотоядными, иначе жрецы не проводили бы здесь столько времени, правда?
«Брия, солнце мое, надеюсь, ты оценишь мой подвиг...»
Он сел, заляпанный грязью до шеи.
— Замечательно, — произнес Хан вслух. — Так... хлюпает!
