Но пока еще не на сто процентов. Отправляясь на «рабочее место», Хан недовольно бурчал. Робот требовал от своей малолетней шайки превосходства во всем, а в воровстве — особенно. Дроид никого не переведет в другую категорию, если не все попытки будут удачны.
Без долгих раздумий Хан набрал пригоршни грязи, втер ее в ладони и размазал по потной физиономии. Ну и на какой он планете? Вроде бы при нем ее никак не называли. Местные жители отличались зеленой пупырчатой кожей, маленькими подвижными ушами и крупными темно-фиолетовыми глазами. Хан знал на их языке всего несколько слов, но на память не жаловался и учился быстро, а потому был уверен, что к тому времени, как «Удача Торговца» вновь тронется в путь, будет и понимать, и вполне бегло говорить на здешнем наречии — по крайней мере, на жаргоне трущоб.
Ну, где бы он ни был, а погоды здесь жаркие. И влажные. На блеклом зеленовато-голубом небе тлело оранжевое солнце. Перспектива провести на улице несколько часов, хныча и клянча монеты у прохожих, не радовала. «Ненавижу попрошайничать. Вот вырасту, пусть шлют воровать, — размышлял мальчишка. — Какой из меня попрошайка... А вор получится очень даже приличный».
Так, внешность в норме, только волосы разлохматить. За последнюю пару лет Хан вытянулся, хотя ребра все так же выпирали из-под кожи, хозяина их разве что ветром не сдувало. Еще за это время он безуспешно пытался научиться говорить подобострастно, так, будто отчаяние довело его до края. Без толку.
Наверное, все дело во взгляде, не иначе. Наверное, по его глазам сразу видно, как ему противно и стыдно унижаться. Никто не уважает попрошаек, а Хан жаждал уважения к себе едва ли не больше всего на свете.
Не простого уважения — положения в обществе. Он ничего не помнил о жизни до мгновения, когда Гаррис Шрайк отыскал его на портовых задворках, но все равно жил в уверенности, что раньше у него все было иначе.
Когда-то ему говорили, что попрошайничать стыдно, а красть... ну а красть — еще хуже. Хан сердито закусил губу. Кто-то — наверное, родители, которых он не помнил, — обо всем с ним беседовал. Когда-то очень давно его учили другому... и по-другому.
А сейчас... Что он мог поделать? На борту «Удачи Торговца» существовало одно главное правило. Если не работаешь, то попрошайничаешь или воруешь. Если отказываешься работать, попрошайничать и воровать, то не ешь. Хан ничего не умел делать. Он был слишком мал, чтобы летать, слишком слаб, чтобы грузить контейнеры и мешки с контрабандой.
«Но не вечно же я таким буду, — напомнил он сам себе. — Я вырасту, скоро я стану большим, лет через пять. Тогда мне будет целых десять лет. Может, тогда я буду достаточно взрослый?»
Он уже выяснил: если настроиться на какое-то дело, все обязательно получится. И полеты не исключение.
«И тогда я улечу отсюда». Мысли автоматически переключились на старую мечту, о которой Хан никому не рассказывал. Как-то раз он исповедался одному из мальчишек, а тот, паршивый врельт, разболтал всему кораблю. Шрайк и остальные ребята несколько недель успокоиться не могли, а Хану больше всего хотелось забиться под койку и зажать уши ладонями, чтобы не слышать их хохота и издевок. Потребовалось немало сил, чтобы равнодушно пожимать плечами в ответ и делать вид, будто ему все равно.
«А когда лучше меня пилота не станет, я заработаю кучу денег и поступлю в имперскую академию. Стану флотским офицером, вернусь, отыщу Шрайка, арестую его, и он прямиком загремит в рудники на Кесселе. И там сдохнет...» От последней мысли губы мальчишки кривились в хищной ухмылке.
Богатая кореллианская фантазия рисовала успешного во всех делах, уважаемого пилота, лучшего пилота в Галактике, владельца собственного корабля, с кучей верных друзей и кучей денег. И семьей. Во-во, настоящей семьей. Красивой женой, которая обожает его и разделяет с ним приключения. Дети, наверное, тоже будут. Этот пункт мальчик еще не обдумывал детально, но в одном был уверен наверняка: он станет хорошим отцом. Не из тех, кто бросает детей на улице... Он их не оставит, как оставили его.
По крайней мере, Хан полагал, что его бросили, хотя так и не сумел ничего вспомнить. Он даже фамилии своей не знал и поэтому не сумел разыскать родственников. А может, его родители вовсе не отказывались от него?
Вдруг их убили? Или его похитили, отняли у них? Хан решил, что, пожалуй, этот вариант предпочтительнее. Если считать, что маму с папой убили, то на них и рассердиться нельзя, ведь они же не виноваты, что умерли. Они не хотели.
Сказано — сделано. Хан стал думать, что родители погибли. Так действительно было легче.
Правды он наверняка не узнает. В курсе прошлого один Гаррис Шрайк. Капитан постоянно твердит: если Хан будет вести себя хорошо, будет слушаться, хорошо попрошайничать, заработает много денег, то однажды Шрайк поделится с ним секретом, расскажет, как маленький мальчик очутился один на портовых задворках.
Хан плотно сжал губы. «Во-во! Жди, как же! Даналис ты гоже наобещал с три короба».
Он посмотрел на таблички с названиями улиц. Читать на местном языке он не умел, но внизу был написан перевод на общегалактический. Да, это его участок, полный ажур.
Мальчик сделал глубокий вдох, скроил жалобную мину.
К нему приближалась зеленокожая аборигенка в коротком модном плащике.
— Госпожа... — заныл Хан, семеня к ней и протягивая перепачканную ладонь. — Прошу вас, прекрасная добрая госпожа, помогите... всего один кредит, я так хочу есть...
Зеленые ракушки небольших ушек дернулись, потом женщина отвернулась и ускорила шаг.
Мальчик отпустил ей вслед парочку нелестных эпитетов из репертуара контрабандистов и стал ждать следующего клиента.
Хан заставил себя подняться. Время пойти и проверить, как идут дела в рубке «Илизианской Мечты».
Выкарабкавшись из убежища, юный кореллианин прошел через скромный, но запутанный лабиринт коридоров на мостик, где по-прежнему бдел астродроид, пусть и приглушив фоторецептор, словно о чем-то задумался. Дроид был типа R2, относительно новый, зеленые и серебристые полосы сияли свежей краской, а купол «головы» не украшали царапины и вмятины. К бортовому компьютеру от астродроида тянулся кабель.
Должно быть, страж был оборудован датчиком движения, потому что повернул «голову», когда Хан, собравшись с духом, отважно вошел в рубку.
Дроид ошалело заморгал фоторецептором, и юный беглец сообразил, что неплохо бы включить динамик скафандра, так как звук через вакуум не распространяется, а посему заполошные пронзительные «би-ип», «уип-ир-руип» и «блип-блип» все равно не слышно.
— Уи-и блюи-уип-ип уип-уип-уир-уип! — удивленно заявил астродроид и продолжал в том же духе.
Хан огляделся по сторонам. Где-то здесь должен быть дополнительный коммуникационный модуль, но ничего не было. Кореллианин вздохнул. Ну ладно, передатчик скафандра позволит ему сказать пару слов своему механическому спутнику, но что толку? Как, хотелось бы знать, он должен общаться с озабоченным R2 без переводчика? И как, интересно, это делал тот, кто программировал дроида?
