– Да, вижу…
– Что скажешь, Юль?
– Скажу, что нужно дополнительное обследование, – с улыбкой посмотрела она на Даниила. – Вообще странно, что с таким титром с плодом в общем-то все нормально. Давай так – на следующую пятницу назначай ей кордоцентез. Разрешение с подробным обоснованием в его необходимости я подготовлю. Рекомендацию по анализам тоже… Ну и в понедельник мне нужно переговорить с пациенткой, чтобы составить предварительную генетическую картинку.
– Хорошо.
Отчего-то наступило облегчение, словно он опасался, что Юля не согласится с необходимостью дополнительного обследования. А еще перед мысленным взором Даниила вдруг всплыло взволнованное лицо Кирилловой – такое, каким видел его на недавнем приеме.
– Дань, а приходи к нам с Санькой в гости, в это воскресенье, – неожиданно сменила тему Юля. – Сын спрашивал о тебе недавно, да и давненько мы уже не болтали за бокальчиком винца, – широко улыбнулась она.
А и правда – очень давно. С полгода точно. Кажется, последний раз он был у Юли в гостях на дне рождения Сани, как раз.
– С удовольствием, Юль. Олесю брать?
– Ой, не обижайся, но нет. Хочу, чтобы в воскресенье ты был только мой и Санькин.
* * *
Нет, ну я конечно знала, что покой нам только снится, и жизнь моя не текла, а бурлила, но чтобы до такой степени!..
К вечеру пятницы я чувствовала себя даже не уставшей, а выжатым лимоном. Даже во время работы так не уставала. И это Инга назвала курортом? Да тут одними анализами и исследованиями могут замучить до смерти. Я уж молчу про строгий режим. Мне даже пришлось сбежать от Лоры после ужина, потому что слушать еще и ее не осталось ни сил, ни желания. Хотелось побыть одной и насладиться тишиной и покоем. Тем более что ей прописали постельный режим в позе березки. Вот я ее и отправила выполнять приказ лечащего врача, сославшись на срочные дела.
И как только Лора скрылась в своей палате, я с чистой совестью отправилась на прогулку. Правда, пришлось надеть теплый кардиган – после дождя похолодало, и кажется, снова на небе кучковались дождевые облака.
Сегодня я решила не утруждать ноги, а просто посидеть на лавочке и понаблюдать за прогуливающимися по парку. Ко многим пациенткам клиники приехали родственники или друзья, и они прогуливались, кто парами, а кто и небольшими компаниями. Мне даже взгрустнулось, что Инга приедет только завтра. Хотя, сейчас и ее общество внесло бы дискомфорт в мою временную, как догадывалась, передышку.
Одна пара невольно привлекла мое внимание, хоть я и не собиралась ни за кем подсматривать. Но сидели они недалеко от меня, и я невольно слышала обрывки их разговора.
Это была Наташа – девочка в интересном положении и моя соседка. Но на этот раз рядом с ней сидела не мама, с которой я их видела днем, а какой-то парнишка – в прямом смысле прыщавый юнец. Он ей что-то тихо говорил. Так тихо, что я даже голоса его не могла разобрать. Она ему отвечала чуть громче, и до меня долетали отдельные слова: «нельзя… не разрешат… не надо…» И на лице этой девочки было написано такое неподдельное страдание, что сердце мое обливалось кровью, а ее хотелось непременно утешить.
– Слава, перестань! – выкрикнула она на весь парк и вскочила с лавочки. – У нас ничего не выйдет, как ты не понимаешь!..
Наташа убежала, а паренек какое-то время смотрел ей вслед, а потом поплелся на выход. И сейчас, со спины, он мне показался столетним стариком.
Я же осталась сидеть на лавочке, всем сердцем сочувствуя этим детям, даже не зная в чем именно. И я бы так и продолжала сидеть, если бы снова не разглядела в глуби парка Наташу. Она примостилась на краешке самой дальней лавочки и горько плакала, судя по позе. Ну тут уж я точно не смогла остаться в стороне.
Дети должны быть счастливы! И когда мы видим, что по сути еще ребенок испытывает взрослые страдания, то понимаем, что что-то в его жизни пошло не так. И это подрывает наши представления о жизни. Не знаю, как вы, а я думала именно так, хоть и не считала свое детство счастливым.
Наташа даже не услышала моего приближения. Немного постояв рядом с девушкой, я опустилась рядом с ней на лавочку и спросила:
– Что случилось?
Она вздрогнула и посмотрела на меня огромными заплаканными глазами. А потом уткнулась мне в плечо и разрыдалась пуще прежнего.
Я же обняла ее покрепче и принялась баюкать, как малое дитя. Пусть выплачется. Сама я уже и забыла, как со слезами избавлялась от части тяжкой ноши. Но этому ребенку они должны помочь.
– Ну все, пора успокаиваться, моя хорошая, – почувствовала я, когда наступил момент. Наташа к тому времени уже и плакать не могла, а лишь судорожно вздыхала. Ее плечи подрагивали, и мне она казалась до ужаса хрупкой. – Если хочешь, можешь рассказать, – произнесла я, когда девочка отстранилась от меня и принялась вытирать слезы с лица.
– Он хочет, чтобы мы убежали, – посмотрела она на меня и всхлипнула. – А мой отец из-под земли его достанет и… убьет. Он сам так сказал, – снова едва не расплакалась она.
– Не убьет. Это просто угроза, – поспешно проговорила я, но лишь для того, чтобы избежать нового потока слез.
– Вы не знаете моего отца, – подтвердила Наташа мои мысли. – Его даже мама боится. А Слава… он… бедный.
Сказала и сразу же смутилась, отвернулась и покраснела, как я успела заметить. И только по ее реакции я поняла смысл фразы. Ее парень из бедной семьи и, скорее всего, именно поэтому им не разрешают быть вместе. Она же из состоятельной семьи, хотя бы потому что оказалась в этой клинике.
– Но вы не подумайте!.. – снова заговорила Наташа, и голос ее зазвенел в тишине этого удаленного местечка в парке. – Он очень умный, отличник. Я верю, что он много добьется в жизни и разбогатеет.
А вот эти мысли явно сформировались в ее голове искусственно, под действием обстоятельств. В ее возрасте еще не думают о деньгах. Разницу в достатке подмечают, конечно, особенно школьники, старшеклассники. Но не связывают это с будущей жизнью. Да и эта девочка выглядит слишком наивной, неиспорченной.
– Для тебя это важно? – решилась уточнить я.
– Ну а как же! – воскликнула она. – Конечно, важно. Ребенок не должен в чем-то нуждаться.
– Как ты? – невольно улыбнулась я. Ее рассуждения казались мне очень наивными, даже детскими. Как может дитя вынашивать дитя? И чему она потом сможет научить его?
– Ну… наверное, – не очень уверенно отозвалась она.
– И ты готова отказаться от Славы, только потому что он бедный?
– Не я… мои родители. Они запретили нам видеться, как только узнали… об этом, – с неприязнью взглянула она на свой живот, что меня очень удивило. Значит, она не хочет этого ребенка?
– А как же сегодня?..
– Я позвонила ему, когда мама уехала. Сегодня она уже не вернется.
