Взгляд мой скользнул вверх по камуфлированной куртке, и почти сразу же в глазах потемнело. Это лицо я узнала, даже несмотря на то, что выглядело оно сейчас иначе. Одутловатое, в ореоле длинных и спутанных волос, заросшее щетиной и местами в прыщах… Но эти глаза, прозрачные и серые, что глядели на меня как тогда – их я не смогла бы ни забыть, ни спутать ни с какими другими. И вот тут я закричала, а вернее, завыла и принялась сползать по дереву на землю.
– Слушай меня внимательно! Только пикни о том, что здесь было, и я тебя уничтожу. Тебя и твою семью заодно…
Это было так давно! И было ли это? Все годы я пыталась уверить себя, что не было, пока не вернулся кошмар в лице все того же насильника. Но сейчас под угрозой оказалась не только моя жизнь, но и жизнь моего ребенка.
– Ты чего расселась? – прорычал насильник и подхватил меня подмышки, потянул вверх.
Это словно послужило сигналом, и я ударила его. Что есть силы, коленом, по чему-то мягкому. Очень надеялась, что попала в цель, пока не убедилась в этом. Насильник взвыл и согнулся. При этом пальцы его сомкнулись на моем запястье и едва не сломали руку.
Я закричала что есть мочи, теряя над собой контроль. Брыкалась и пиналась, не замечая, куда попадаю. Адская боль прострелила скулу, и голова дернулась так, что едва не отлетела. Затылком я ударилась об дерево и принялась оседать на землю. В следующий момент оказалась поверженной и прижатой к земле грязным вонючим телом. Руки мои насильник крепко удерживал над головой и от перегара, которым дышал мне в лицо, рвота подступила к самому горлу.
Сознание немного прояснилось, когда он принялся копошиться у меня между ног, одновременно пытаясь стянуть с меня брюки.
– Не делай этого снова… – получилось выдавить, хоть горло уже сжимали спазмы, а слезы застилали глаза.
– Снова? – просипел он, оскаливая гнилые зубы в ухмылке. – Да я еще и не начал. И не ори, а то хуже будет! Здесь тебя точно никто не услышит…
Мой ребенок!!! Мысль прострелила сознание, и я снова закричала. Опять он меня ударил по лицу, и в глазах потемнело. Сознание уплывало стремительно, но я продолжала кричать. Неправда! Врешь ты все, тварь! Меня услышат и придут на помощь, нужно только сделать для этого все возможное.
Я не останавливалась ни на секунду – всеми силами пыталась вывернуться из-под него, не давала ему стянуть с меня брюки и кричала. Удары сыпались градом, и мне казалось, что постепенно перестаю чувствовать свое тело. Но в голове билась мысль, что пока я сопротивляюсь, моему ребенку ничего не угрожает. Как только силы покинут меня, так сразу же наступит конец всему.
Странная вещь – облегчение. Когда оно наступает, казалось бы, и силы должны постепенно возвращаться. Но на самом деле все происходит с точностью до наоборот. Стоило только подоспевшему на помощь сдернуть с меня насильника, как только мои руки и я сама оказались свободными, а перед глазами мелькнуло бледное, но такое любимое лицо, так сразу же я провалилась в темноту. Но эта же темнота и принесла мне успокоение – в моей душе выключили свет, который нес мне боль.
* * *
Первая, кого увидела, когда пришла в себя, была плачущая Инга. Подруга сидела на краю кровати и размазывала слезы по лицу. Почему-то обрадовалась, когда поняла, что Инга не накрашена, а то к слезам примешались бы еще черные разводы. И почему это показалось мне важным?
Я в больничной палате, судя по белым потолку и стенам, как и отсутствию лишней мебели. Живая! Но ломит все тело, особенно лицо.
– Господи, Настя, ты очнулась! – встретилась Инга со мной взглядом и разрыдалась пуще прежнего.
– Ты чего слезы льешь? – спросила я.
На самом деле, хотела спросить, но губы так опухли, что едва шевелились, и слова слиплись в какую-то вязкую кашу.
Нет, меня не мучала сильная боль, но она была какая-то тупая и выматывающая.
Ребенок! Руки мои потянулись к животу, а внутри моментально растекся холод. Пока я не нащупала живот. И я помнила каждую секунду, проведенную в лесопосадке – от разговора с Олесей, до момента появления Даниила. Знала точно, что и об этом не забуду никогда!
– Что с ребенком? – получилось выговорить более членораздельно.
– Все в порядке, не волнуйся, – взяла меня Инга за руку, все еще продолжая всхлипывать. – Врач сказал, что угроза миновала. Настя, но как же так?!. – снова запричитала она.
– Врач?.. – выцепила я главное слово. – Какой врач?
– Ну, Шевцов, какой же еще! Он тебя сюда принес и никого к тебе не подпускал, пока не закончил осмотр и не сделал все для спасения тебя и твоего ребенка. Это мне медсестры рассказали.
– А… как ты узнала?
– Лора твоя позвонила с твоего телефона. Она так вопила в трубку… В общем, – махнула Инга рукой и снова прослезилась.
– Хватит плакать, я же жива, – сделала попытку улыбнуться я.
– Настя!.. – простонала Инга. – Ну ты зачем пошла туда?..
Теперь уже и я этого не понимала, ведь дурные предчувствия подсказывали мне, что не нужно этого делать.
– Дура потому что! – процедила сквозь зубы, отворачиваясь к стене.
Теперь мне было стыдно за собственное поведение и больше всего перед Даниилом.
– Как он? – спросила у Инги через какое-то время.
– Точно лучше, чем ты, – усмехнулась она, разглядывая мое лицо.
У Инги получилось успокоиться и перестать плакать.
– Что, все так плохо? – еще одна усмешка стоила мне новой волны боли.
Немного позже я рассмотрела и свое лицо, когда уговорила Ингу подать мне зеркало. Картина мне предстала ужасающая, но почему-то не напугала. Местами кожа была рассечена до крови, как поняла по нескольким нашлепкам лейкопластыря. Повсюду припухлости, особенно на губах, которым досталось больше всего. Синяки, конечно же… Но все это не смертельно и до свадьбы заживет. Главное, что с малышом все в порядке.
Свадьба… Почему-то думала я о ней не иносказательно, а в прямом смысле. Может, потому что ни на минуту не усомнилась в твердости принятого решения выйти замуж за Даниила, как и его – жениться на мне.
Инга уехала, когда пришел Даниил. Ну и с его появлением я перестала замечать и думать о ком-то еще. Моя подруга – самая лучшая, поняла все правильно и испарилась по-тихому.
Я не заметила следов побоев на моем дорогом докторе. Слава богу! Сия доля его миновала. Наверное, сработал на руку фактор внезапности. Только вот, его глаза… Он смотрел на меня так, словно осуждал, но старался не делать этого.
– Прости, – не нашлась я, что еще можно было сказать.
Сейчас я понимала, как сильно он за меня испугался. И только за это он меня и осуждал. Мне же было ужасно стыдно. А еще в глубине души я мечтала, чтобы он убил насильника. Несбыточно мечтала, потому что понимала, как это жестоко. И не по отношению к насильнику, которого ненавидела и презирала всей душой. А по отношению к Даниилу, который не убийца точно!
