Затем зверь двинулся на него. Массивное тело встало из воды, и водопады ручьев побежали по морщинистой коже. Лапа толще сосны опустилась на дно, песок под Кариком содрогнулся, он шагнул назад, запнулся и упал, не в силах оторвать взгляд от наступавшей на него горы. Вода сомкнулась над головой, и это вернуло жизнь в парализованное ужасом тело.
Карик вскочил, сжал руки в кулаки, зажмурился и что есть мочи заорал:
— А-а-а-а-а!!!
— Гуум, — вторил ему зверь почти удивленно, но Карик, не открывая глаз повернулся и задал стрекоча.
Он бежал так, как никогда не бегал. Ни на физкультуре. Ни от хулиганов. Ни в догонялки. Трава летела из-под ног. Ветер бил в лицо. Хлестнула ветвь, другая, и только тогда Карик открыл глаза. Он мчался уже по лесу, но скорости не сбавил. Ему казалось, ящер бежит вслед за ним. Даже не так — несется во весь опор, как дикая лошадь, только еще быстрее, ломая деревья и выбивая в земле огромные следы.
Не хватало дыхания.
Перед глазами пламенели круги.
Исхлестанная иглами кожа горела.
Колени подгибались.
Но вместе с ужасом Карик вдруг ощутил к себе, к своей трусости такую злость, что это придало силы бежать еще быстрее, еще, пока нога вдруг не зацепилась за что-то, он потерял опору и со всего маху обрушился в густые заросли папоротника, ощущая даже облегчение, потому как понял, что иссяк, и ничто не заставит его подняться и продолжить бег, даже если по пятам будет гнаться целое стадо ящеров.
Странный курног
Курног обходил лежащего Карика и тыкал его в боки. Карик не шевелился, ожидая, что тому надоест, и он убежит по своим курногим делам. Зажмурив глаза покрепче, мальчик стал считать. Сначала до десяти, медленно, как полагается: девять с половиной, девять с четвертью, потом — до ста. На восьмидесяти ему показалось, что курног отстал, по крайней мере перестал бодать его в ребра, но продолжал считать — чтоб наверняка. А когда открыл глаза, то оказалось, что прилипчивое создание никуда не делось, а лежало перед ним на брюхе, вытяну в струнку хвост и шею с тяжелой головой, подогнув нелепые лапы под себя.
Увидев, что Карик открыл глаза, курног тут же поднялся и пошел на очередной круг.
— Брысь, — прошептал Карик. — Уйди. Сгинь. Ну, что я тебе сделал?
Последнее он сказал почти плаксиво. Курног боднул.
Карик перекатился на спину и ощупал себя. Во всех книжках, в которых герои падали с высоких круч, они первым делом себя ощупывали. Все оказалось целым, все на месте, даже не очень-то и болело. Только саднило колени, которыми он пропахал землю.
Карик сел. Курног отбежал в сторону и принял странную стойку — пригнувшись к земле и покачиваясь из стороны в сторону. Если б он не был таким мелким, то выглядел угрожающим. Подобрав шишку, Карик запустил ею в курнога, но промахнулся. Курног побежал за шишкой, вцепился, заурчал.
То, обо что мальчик споткнулся, оказалось кладкой. Большой кладкой ящеров, сверху еле-еле прикрытой сухими ветками и травой. Все яйца разбиты — то ли зверь какой полакомился, то ли курноги сами разбежались. Карик поднял обрывок кожистой скорлупы. Вернулся курног и вцепился в скорлупу, вырывая ее из рук. Карик разжал пальцы, и курног принялся грызть добычу.
Карик совсем его не боялся. Тот был настолько мал и нелеп, что смех разбирал, глядя на него и возню со скорлупой, шишками, ветками. Главное, что беспокоило мальчика, — он не знал точно, куда идти. Карик огляделся, но со всех сторон его окружали деревья — высоченные сосны, белесые стволы берез, а между ними густые заросли папоротника. По земле стелились низкие кустики, усыпанные ягодами. Карик сорвал одну, пожевал и выплюнул — кислятина. Курног повторил за ним — разинул пасть, схватил ягодный кустик и выдернул его из земли. Пожевал и выплюнул. Жалобно пискнул.
— Есть хочешь? — сочувственно спросил Карик. — И я бы не отказался.
И он побрел в ту сторону, откуда, как ему казалось, доносился гул реки.
Курног шнырял поблизости, то выбегая вперед, то отставая, то скрываясь в буреломе, то вскакивая на поваленный ствол дерева с заросшими мхом глубокими бороздами, будто кто-то давно его пытался жевать.
Когда Карику показалось, что он окончательно потерялся, и страх, да что там — страх! — ужас ледяной рукой схватил за горло и от изнеможения захотелось сесть на землю и зарыдать, он вдруг увидел мальчишку. Тот лежал в одних трусиках за густыми зарослями орешины и смотрел куда-то сквозь листву.
— Эй, — позвал Карик. — Эй!
Мальчишка дернул пяткой, извернулся, вскочил на ноги и в его руках оказалось странное устройство из обструганной ветки, согнутой дугой веревкой и короткой заостренной палочкой с пером.
— Ты чего? Чего? — зашипел мальчишка, и только теперь Карик признал в нем Петьку, что давеча швырял камешками в Собачухинских курногов. Лицо Петьки перепачкали полосы грязи, в вихрах торчали перья.
— Ничего. А ты чего? — спросил Карик, но Петька приложил палец к губам.
Сверху, где располагалось Петькино лежбище, открывался вид на пологий склон, а еще дальше виднелись знакомые столбы Периметра.
— Видишь? — Петька ткнул Карика острым локтем в бок. — Видишь?
— Столбы? — также шепотом переспросил Карик. — Столбы вижу.
— Да нет, вон под тем столбом, — он показал грязным пальцем куда надо смотреть.
Карик пригляделся.
У подножия столба возилась какая-то зеленоватая фигура. Она почти сливалась с травой, и было трудно понять — человек это или…
— Ящер? — обомлел Карик. И ему захотелось чтобы их убежище оказалось понадежней.
— Сам ты ящур, — ответил Петька. — Человек. Шпион. Вредитель.
Кто такие шпионы Карик, конечно, знал. Но кто такие вредители? Насекомые?
— Сам ты насекомое, — прошептал Петька. — Молчи, а то услышат.
Здесь Карику следовало обидеться, встать с земли и пойти к этому человеку, чтобы тот помог вернуться в поселок, поскольку человек, за которым следил Петька, конечно же, не был никаким шпионом, потому как Петька все придумал. Но тут, где только что был, как его назвал Петька, вредитель, бухнуло, в воздух потянулся белый дымок, а зеленая фигура исчезла.
— Ой, — сказал Карик.
— Вот тебе и ой, — Петька вскочил и припустил бегом по склону к Периметру. Обернулся: — Ну, ты чего застрял? Пошли!
Карик покорно пошел. Вслед за ним пошел и курног, который, как оказалось, никуда не сбежал, а таился тут же в траве.
Петька «Ящур»
— Тут к тебе опять Петька Ящур, — сообщила Олеська, собирая со стола посуду.
Дядя Коля был на ночном дежурстве, поэтому в доме безраздельно хозяйничала Олеська. Заставила Карика подняться ни свет, ни заря, вытащила его заспанного из платки к колонке, вокруг которой толпился зевающий народ, наполнила ведро водой, а когда Карик, мысленно проклиная девчонку, наклонился зачерпнуть чуть-чуть, чтоб только на глаза хватило, Олеська ловко подхватила ведро и вылила всю воду ему на спину и голову. Карик взвизгнул и погнался за Олеськой, но ее разве догонишь!
