– Продолжай, падаль, – прошипел Савицкий, садясь и сплевывая кровь. – Ну же, давай! Чего боишься?
– Заткнись, – велел ему хрипло Даня. – Иначе, правда, убью.
– Убьешь за то, что я переспал с твоей девочкой? – рассмеялся Влад.
– Бессмертным себя считаешь? – каким-то абсолютно чужим бесцветным голосом спросил Даня и отпустил мою руку. – Зря.
– Он тебя провоцирует. Не слушай его! – закричала я.
– Она громко кричит, – поведал Влад, вытирая рукавом грязной рубашки лицо. – Я только и делал, что зажимал ей ротик. Кстати, довольно сладкий.
– Перестань! – выкрикнула я. – Даня, не слушай его. Он под наркотой. Принял что-то. Не понимает, что несет!
– Твой герой просто боится, малышка, – улыбнулся мне Влад и перевел взгляд на Матвеева. – Серьезно, она хороша.
И он подмигнул мне, снова вызывая отвращение – теперь уже воспоминаниями о том, как он целовал меня сквозь ткань платья.
– Таких крыс, как ты, нужно наказывать, приятель. – По лицу Дани ходили желваки.
Он оглянулся по сторонам и увидел обломок какой-то трубы. Взял ее в руки. Поиграл. Я уже думала, что Даня сейчас просто убьет Савицкого этой трубой, однако его он не тронул – прошел мимо. Куда больше Даню интересовала черная машина Влада, блестевшая от дождя.
Всю свою нерастраченную ярость он направил на машину. Бил по ней и бил – по капоту, дверям, оставляя вмятины и царапины. Стекло трескалось и осколками сыпалось на капот и асфальт. В каждом ударе Дани было столько ненависти и злости, что я и представить боялась, что произошло бы, если бы он так бил Савицкого. Я просто смотрела на то, что он делает, и молчала. А дождь все лил и лил, заставляя волосы тяжелеть от влаги. Но мне было все равно. Правда, молний больше не было, а гром гремел где-то далеко.
Закончив с машиной и не выпуская трубу, Даня подошел к Владу, который так и сидел на асфальте, молча наблюдая за происходящим. Из-за таблеток он как-то иначе воспринимал реальность.
– Я ничего не боюсь, – тихо, но твердо сказал Даня. И, кажется, сдержал себя, чтобы не пнуть Савицкого по ребрам. На его лице было написано отвращение.
– Боишься. И я знаю, чего. И как же ты теперь? – глумливо спросил Савицкий, снова сплюнул кровь и с трудом поднялся на ноги. – Как ты теперь? Что же будешь делать, малыш? Они тебя найдут, – расхохотался он и стал нести какую-то чушь: – Это ведь я твой ангел-хранитель. А ты попытался свергнуть меня с небес на грешную землю. Глупый-глупый-глупый малыш.
Даня помрачнел.
Он хотел что-то сказать Савицкому, однако я не дала ему этого сделать.
Я подошла к Владу, чтобы дать пощечину и заставить заткнуться. Но, чуть подумав, двинула между ног. Он даже согнулся от боли.
– Никогда ни в ком не разочаровывалась так, как в тебе, – сказала я со всей своей злой искренностью. – Подонок.
– Из хорошего человека стать подонком – это лучший комплимент, – отозвался Влад весело – в его глазах с расширенными зрачками вновь мелькнуло уже знакомое мне выражение ненормальности. Поэтому я ничего не ответила.
– А ты огонь. Люблю пожары, – в спину мне сказал Влад.
– Надеюсь, не сгоришь, – не оборачиваясь, ответила я.
Даня взял меня за руку и молча повел к своей машине. Посадил в салон, на переднее сидение. Пристегнул. Завел мотор. Включил печку.
– А он? – спросила я тихо. Нет, я не боялась за Савицкого. Я боялась, что с ним что-то может произойти, а обвинят в этом Матвеева.
– С ним все в порядке, – отозвался Даня и газанул, крепко вцепившись в руль обеими руками. Его костяшки были в крови.
Влад остался позади. В боковое зеркало я видела, как он, покачиваясь, идет к своей машине.
– А с тобой? – спросила я, чувствуя, как начинают отогреваться озябшие руки и ноги. Пока бежала, я почти не чувствовала холода – страх перекрывал все остальное. А теперь от холода зуб на зуб не попадал.
Даня ничего не ответил.
Я тоскливо уставилась на свои дрожащие белые руки. Оказывается, я и ногти успела пообломать, пока пыталась бороться с Владом, когда он…
Думать о том, что он собирался сделать, не хотелось. Щеки залила краска стыда и ужаса. Неужели все происходящее – это не сон? Неужели все это происходит со мной? Быть не может…
Я плотнее закуталась в куртку Матвеева и снова взглянула на руки. Сердце кольнула жалость – кольцо, которое подарили родители на первое сентября, пропало. Наверное, я потеряла его, когда боролась с этой свиньей в человеческой шкуре.
Мои плечи передернуло. Но пока что я еще не могла в полной мере осознать всего. Меня словно заморозили изнутри, и я медленно оттаивала.
Спустя несколько минут Даня притормозил в оживленном местечке рядом с кинотеатром и ночным клубом. Здесь было шумно, многолюдно и светло. Совсем не страшно.
Матвеев все так же молча достал из бардачка пачку сигарет, зажигалку, вышел на улицу и закурил, глядя куда-то в небо. Я тоже спешно покинула салон машины и подошла к нему.
Дождь закончился.
Спутанные мокрые волосы, мокрая насквозь черная футболка, облепившая плечи, капли дождя на шее и ключицах, косые тени, причудливо ложащиеся на его лицо, – все-таки Матвеев был красив. Я невольно загляделась на Даню, снова чувствуя острую необходимость дотронуться до него. Почувствовать тепло его тела. Обнять, вцепиться, как в спасательный круг, прижаться щекой к его груди – как раньше.
Но я ничего не делала. Просто стояла и смотрела.
Клубы дыма от его сигареты растворялись в холодном ночном воздухе. И проходившие мимо люди с удивлением смотрели на парня в мокрой футболке.
– Спасибо. И извини, – сказала я.
– За что?
– За то, что позвонила.
– Глупости, – выдохнул он дым и снова затянулся.
– Не надо, Дань, – мягко взяла я его за запястье и забрала сигарету, зажатую между указательным и средним пальцами. – Не порти здоровье.
– У тебя губы синие. Иди в салон, там тепло, – сказал Даня.
– Извини, – потерянно повторила я.
– Иди в салон, Даша.
– Я не хотела, – едва слышно сказала я.
Он забрал у меня сигарету и выкинул в урну. А после открыл передо мной дверь, чтобы я снова села в машину. И сам вернулся на водительское сидение.
– Давай посидим немного, – сказал Даня. – Я сейчас не могу вести тачку.
Я посмотрела на его руки и заметила, что они тоже едва заметно, но подрагивают. И закусила губу. Но кивнула.
– Он ведь ничего тебе не сделал? – с надеждой спросил он.
– Нет… я убежала…
– Ты не плакала, – глухо сказал Даня. – Когда этот урод пытался тебя увезти, ты не плакала.
