Правда, почти сразу я вспомнила события вчерашнего вечера и ночи, и улыбку словно стерли с моего лица. Влад, что же ты наделал?.. Ведь все могло быть по-другому. Ты мог быть другим.
Я посмотрела на свои руки – на коже действительно остались следы от его хватких пальцев. Они, конечно, пройдут. Но вот следы с сердца так легко убрать не получится. Шрамы останутся на всю жизнь. И чувство презрительной, глухой, приправленной страхом ненависти – тоже.
1.44
Мне вспомнилось, как он хватал меня, как целовал, как ударил по губам, и отвращение электрическим током пронзило меня с головы до пят. Это было мерзко. Это было больно. И страшно.
Я не хотела думать о Савицком, но мысли о нем не покидали мою голову. Я то и дело видела перед собой его глаза, заполненные бездной, его ненормальную улыбку, его ладонь, в которой лежали какие-то таблетки. И чтобы избавиться от этих навязчивых воспоминаний, я решила отвлечься – пошла на кухню.
В коридоре я поняла, что Даня находится именно там – услышала его приглушенный голос.
Он стоял у окна, спиной ко мне, в одной руке держа телефон, а другую уперев в подоконник. Меня Даня не слышал, поэтому продолжал говорить – коротко, отрывисто и сквозь зубы.
Я застыла под аркой, ведущей на кухню.
– Радуйся, что я не убил тебя вчера. Скажи спасибо ей. Но лучше не говори. Появишься рядом – тебе точно не жить, урод, понял? – явно сдерживая себя, говорил Даня. И я сразу поняла, с кем он разговаривает. – Нет. Иди к черту.
Он выключил телефон, бросил его на подоконник и повернулся ко мне.
– Уже встала? – вздохнул он. Матвеев не выглядел как человек, который выспался. Вернее, он выглядел как человек, который не спал всю ночь. Взъерошенные волосы, круги под глазами, уставшее лицо.
– Что случилось? – спросила я испуганно. – Это Савицкий?
Даня не отвечал, глядя в стену поверх моей головы.
– Это он? – повторила я. – Что он хочет? Даня! Не молчи, скажи, что случилось!
Он перевел на меня пылающий холодным огнем взгляд.
– Он хочет бабок, – нехотя отозвался Даня. – За разбитую тачку.
– Что? – побледнела я, и ноги у меня подкосились – я поспешила сесть за стол. – Он денег… хочет? И сколько?
Даня не ответил, лишь улыбнулся – широко и невесело.
– Много, да? – догадалась я. Его машины – и белая, и черная – очень дорогие. Наверняка их ремонт стоит большую сумму. Господи, Даня влип. Зачем он только вчера схватил тот обрезок трубы?
– Я найду деньги, – сказала я твердо.
– Даш, вот скажи мне, – неожиданно спокойно спросил Даня и сел на стул прямо передо мной. – Где ты собираешься найти деньги?
– Пойду работать, – ответила я. – У меня есть золото, его продать можно.
– Может, еще почку продать? – усмехнулся он. – Успокойся. Деньги – это мои проблемы.
– Нет, мои. Это ведь все из-за меня! Из-за меня, понимаешь? – на глазах появились ненавистные слезы.
– Боже, только не плачь, – попросил Даня и коснулся моего запястья. – Не могу, когда ты плачешь. Слезы – твое самое грозное оружие, – вдруг пошутил он. Но я даже не улыбнулась.
– Что нам теперь делать? – тихо спросила я.
– Пойти в полицию? – спросил он. – Хотя нас могут просто послать. Скажут – раз ничего не было, проваливайте. Придете, когда что-нибудь случится. – Его губы изогнулись в нехорошей ухмылке, а в глазах вспыхнула ярость, будто он вспомнил что-то отвратительное. – Поехали в полицию, Дашка. Только сначала в травмпункт заехать надо будет – на освидетельствование, хотя… – он почему-то замолчал, вглядываясь в мое лицо. И не стал продолжать. – Тебе надо будет все рассказать ментам. Даже если не хочется этого делать.
Прижав пальцы к губам, я замерла. Полиция? Но Даню могут наказать из-за драки с Владом. Влепят какой-нибудь вред здоровью и дадут условное.
– Нет, – твердо сказала я. Больше страдать из-за меня он не должен.
– Уверена?
– Уверена.
Взгляд Матвеева упал на мои руки – он увидел синяки, оставленные Владом. И это моментально вывело его из равновесия.
– Больной ублюдок! – прорычал он, стискивая пальцами край стола. – Надо было его вчера прибить!
Я коснулась его напряженного предплечья – оно было словно каменным.
– Спасибо, Даня, – прошептала я. – И мы… Мы найдем деньги.
А он вдруг обнял меня, поддавшись порыву – крепко-крепко. Но почти тут же отстранился, не дав мне сполна почувствовать его грубоватую нежность.
– Прости, Дашка. Я тебя даже защитить не смог. Придурок.
– Не говори так, – жалобно попросила я. – Если бы не ты, не знаю, что бы со мной было.
Какое-то мгновение мы сидели молча. Он уронил на колени руки и смотрел на них. А я смотрела на него, понимая, что не забыла ничего, ни единой крапинки в серых глазах. Даня поймал мой взгляд, и я отвела его – на подоконник. Там стояла та самая фигурка его любимого с детства супергероя, которую я ему купила, но не успела подарить.
Он ее сделал – склеил. Фигурка теперь не смотрелась как новенькая, но была целой.
– Жалко стало, – проследив за моим взглядом, сказал Даня. – Зачем разбила?
– Из-за тебя, – ответила я искренне. – Я должна была подарить его тебе. А ты...
Я не договорила – Даня прекрасно меня понял.
– Тогда я заберу его себе, – заявил он. – Он крутой. Как я. – На его лице появилась мимолетная радостная улыбка – такая часто бывала у маленького и вредного Даньки, когда у него получалась какая-то очередная пакость или родители покупали подарок. И я вдруг подумала, что каким бы высоким, большим и сильным он ни был, в душе он все равно еще мальчишка.
– Хорошо, бери. Давай завтракать? – несмело предложила я. Он кивнул.
Я словно на несколько мгновений вернулась в наше короткое счастливое совместное прошлое, когда мы все еще считались парой.
Квартиру наполнил теплый кофейный аромат – пока я готовила, Даня делал кофе. Мы снова сели за стол, только теперь не друг напротив друга, а рядышком.
– Моя внутренняя бабушка в эстетическом экстазе, – прижав ладонь к щеке, сказала я, глядя на Матвеева, который был голодным.
– Что? – поднял он на меня взгляд. – А, эти твои личности…
– Ты кушай-кушай, – пододвинула я ему салат поближе. – Порадуй бабушку.
Даня лишь коротко рассмеялся и посмотрел на меня так, как смотрел раньше – с любовью и нежностью. Хотя, наверное, мне показалось. У него теперь есть Каролина. Все его любовь и нежность – ей.
После завтрака Матвеев вдруг куда-то засобирался.
– Мне пора, – сказал он, глядя на наручные часы.
