Выйдя за территорию жилого комплекса «Грезы», который буквально сиял под усталым медным солнцем, я пошла в гипермаркет, решив, что буду благородна до такой степени, что приготовить ужин не только себе, но и Матвееву, хоть он меня и взбесил. Но ведь к идиотам нужно быть доброй, правда?
Из гипермаркета я вышла с полной сумкой – деньги на них я позаимствовала из ящика стола, как и сказал Матвеев. Солнце уже клонилось к горизонту, озаряя небо янтарными красками – то густыми, масляными, то размытыми, акварельными. Погода стояла на удивление приятная – теплая, сухая и безветренная. Я шла вдоль небольшого аккуратного ало-желтого парка, расположенного рядом с «Грезами». Под моими ногами шуршали опавшие листья, в воздухе пахло надвигающимися сумерками и огнями ночного города. А на душе у меня царило осеннее умиротворение. Я ела фисташковый пломбир и думала, что нужно быть с Даней более корректной. Все же он – мой спаситель. Мой личный герой. Мой и чужой одновременно.
Правда, царило это умиротворение ровно до того момента, пока я не заметила у одного из неработающих фонтанов парочку – Даню и Каролину. И они не просто стояли рядом. Она уткнулась лицом в его грудь и ухватилась руками за предплечья – плакала. А он стоял и гладил ее по волосам – успокаивал.
Меня словно молнией ударило. Опять я вижу их вместе.
Нет, я, конечно, знала, что они продолжают встречаться. Но совершенно не ожидала увидеть их… такими. Ее заплаканное лицо на его груди и его плавные успокаивающие жесты – онибыли чем-то большим, чем поцелуй. Чем-то более личным. Болезненно откровенным.
Я замедлила шаг, зачарованно наблюдая за ними, а потом и вовсе остановилась, сама не замечая этого. А Даня вдруг поднял голову и увидел меня.
Наши взгляды встретились – всего лишь на короткое мгновение. И за это мгновение его глаза из удивленных вдруг сделались измученными. Будто бы он понял что-то такое, что сделалоему больно. Будто бы боль пронзила его невидимой стрелой прямо в сердце – навылет.
Его руки безвольно упали вниз. И, кажется, он что-то прошептал. Мне показалось, что я услышала в своей голове: «Даша». Хотя, скорее всего, это было очередной игрой моеговоображения – что сказал Матвеев, на таком расстоянии услышать я, конечно же, не могла.
Каролина отняла от его груди заплаканное лицо, но, что было дальше, я не видела – отвернулась, крепче сжала ручки пакета, который стал вдруг нестерпимо тяжелым – как и груз намоей душе, и пошла дальше, чувствуя спиной взгляд Матвеева.
Пошел ты к черту. И любовь к тебе – пошла к черту.
Я добралась до нашего нового дома, успешно миновала охрану и попала в квартиру. Из панорамного окна в комнату падал золотисто-медный прозрачный свет, окрашивая стены и пол в мягкий янтарный оттенок. На несколько минут закатное небо стало слепяще-гранатовым, а потом быстро потемнело – только когда на улицу стали опускаться густые сумерки, я пришлав себя и включила свет.
Есть мне уже не хотелось, да и вообще ничего не хотелось, однако я заставила пойти себя в кухонную зону. Я хотела приготовить жаркое, но делать этого не стала – просто выпила чай. Что там будет есть Матвеев – его проблемы. Пусть грызет сырое мясо. Или требует еды у Серебряковой. Может быть, она накормит его своими страданиями и напоит слезами.
1.60
Даня вернулся спустя час, когда на улице совсем стемнело, а я пыталась заниматься японской грамматикой.
– Даш, – появился он в рабочей зоне, где я находилась, сидя в кресле перед столом. – Слушай, это не то, о чем ты подумала и…
– Ты о чем? – поинтересовалась я, захлопывая учебник по японскому.
– О том, что ты видела. Даш, понимаешь…
– Ты собрался оправдываться за то, что успокаивал Серебрякову? – уточнила я, почему-то снова начиная злиться.
– Я хочу объяснить тебе, что произошло.
– Зачем? Я не хочу ничего слышать. И нет, не потому, что я плохая эгоистичная девочка. А потому, что ты волен делать с Серебряковой все, что считаешь нужным. Хоть раздевать ее прямо на улице, – сказала я и повела плечами.
– Даша, пойми, Каролина позвонила мне и…
– Матвеев ты не мог бы помолчать? – несколько грубовато прервала его я. – Я вообще-то занимаюсь.
– А ты не могла меня хотя бы раз выслушать?! – вскипел он. Чувствуя его злость, я сама все больше начинала распаляться.
– Зачем?
– Чтобы не делать глупых выводов, как ты это любишь.
Я вскочила.
– Глупых выводов? – переспросила я яростно. – Какие выводы, о чем ты, милый? Я же сказала – можешь делать со своей Каролиной все, что угодно. И не оправдываться. Знаешь, как это жалко выглядит? «Я должен оправдаться перед своей бывшей за то, что целуюсь со своей новой девушкой».
– Мы не целовались. Не утрируй, Сергеева, – нахмурился Матвеев.
– Правда? Ах да, я видела вас, когда ты подрабатывал жилеткой на полставки, - усмехнулась я. – Вы, наверное, прощались. Малышка Каролина уезжала к злобной мамочке, оставляя тебя одного. Бедняжка, – посочувствовала я делано, – боится оставлять тебя одного, Матвеев. Знает ведь, что пару-другую юбок ты не пропустишь. И не хочет оказаться на моем месте!
– Замолчи, – хрипло велел Даня. Его глаза пылали холодным огнем.
– А если не замолчу? Что ты мне сделаешь? – спросила я. От ярости, охватившей меня, горело сердце. – Закроешь мне рот?
– Пока что рот мне закрываешь только ты.
Мы стояли друг напротив друга – так близко, что дух захватывало. Атмосфера незримо накалялась. Напряжение, витающее между нами, нарастало – даже дыхание сбилось. Мне хотелось сделать этому человеку больно – так же больно, как сделал мне он, несмотря на всю его помощь. Но как, я не знала.
– Какой же ты мерзкий, – вырвалось у меня против воли, хотя мне казалось, что сейчас он безумно красив. – Ненавижу тебя.
Матвеев вдруг ударил кулаком в стену, сбивая не зажившие после драки с Владом костяшки. Я вздрогнула.
– Ничего не сделаю, – тихо сказал он вдруг. – Тебе – никогда и ничего не сделаю.
– Как же я тебя ненавижу, – шепотом повторила я, но не знала, кого в этот момент я ненавижу больше: его – за предательство, или себя – за ненормальное желание схватить его и поцеловать. Крепко и больно. Кусая губы и оставляя царапины.
Матвеев не стал меня слушать дальше. Просто ушел – я слышала, как хлопнула дверь. Он вернулся, когда я уже была в кровати, и эту ночь провел в гостиной зоне на диване.
И ночь была длинной и темной.
Я с трудом проснулась по будильнику в половине шестого и столкнулась с Матвеевым в кухонной зоне, когда решила приготовить себе кофе в кофемашине. Мы оба делали вид, что не замечаем друг друга, хотя наши злость и ярость спали. Мы не сказали друг другу ни единого слова, хотя я безумно нервничала. И лишь когда я случайно налетела на него из-за угла, то проронила что-то не слишком приличное, заставив его тихо хмыкнуть.
